Бентли Литтл: Господство

Пенелопа перевела взгляд на нее.

— Где моя мать?

— Она умерла, — хрипло произнесла Эйприл.

— Что?

Наверное, на ее лице отобразился ужас, потому что мать Диона побледнела и посмотрела на нее с нескрываемым состраданием.

— Он ее использовал, а потом прикончил.

Пенелопа закачалась, казалось, что она упадет сейчас в обморок, и в то же время начались колики в желудке. Ноги подкашивались. Дышать стало почти невозможно. Кевин взял ее руку и не отпускал.

— Где? — с трудом выговорила Пенелопа.

Эйприл пошла вперед, жестом показывая им следовать за ней. Опираясь на Кевина, Пенелопа медленно двинулась сквозь толпу за матерью Диона. Она чувствовала себя полностью опустошенной, ей показалось, что остановилось время.

"Моя мать мертва".

Сознание пока еще не соглашалось принимать этот факт. Они медленно шли — мать Диона впереди, Пенелопа с Кевином в нескольких шагах сзади, — мимо мужчин, развлекающихся с нимфами, мимо толпы гогочущих сатиров, направляясь туда, к деревьям.

Мать лежала на траве перед троном.

Пенелопа, почти ослепшая от слез, опустилась на колени рядом и, найдя на ощупь мертвую руку матери, начала гладить холодную мягкую кожу.

— Мы так и не попрощались, — начала она и всхлипнула. — Мы никогда... — Но закончить так и не смогла.

Кевин, не выдержав, заплакал сам. Он вспомнил о своих родителях. Скорее всего и они мертвы. И у него тоже не было шанса с ними попрощаться. О том, в каком состоянии он видел их в последний раз, лучше не вспоминать.

Видимо, это был действительно последний раз. Больше он их не увидит.

Он смотрел на Пенелопу, рыдающую над телом матери, и до его сознания впервые дошел весь ужас трагедии, разыгравшейся здесь. Ведь она состоит из тысячи отдельных личных трагедий всех этих людей. Ему все время было некогда. Чтобы уцелеть в этой мясорубке, нужно было убегать, прятаться, что-то придумывать, поэтому трупы, которые встречались по дороге, казались реквизитом, бутафорией какого-то шоу ужасов, отвратительным фоном и не больше. Но ведь за каждым мертвым телом стояли матери и отцы, дети, дяди, тети, племянники. Это были не просто трупы, это были невосполнимые утраты.

Он поднялся на ноги, вытер глаза и только сейчас увидел, что мать Диона тоже плачет.

Мать Диона.

Одна из них.

Он повернулся к ней и холодно произнес:

— А вы-то отчего страдаете? У вас что, тоже горе?

— Да. И большое.

— А вы знаете, что мы здесь, чтобы убить вашего сына?

Она поколебалась с секунду.

— Знаю. И буду вам помогать. Я отведу вас к нему.

Сколько Пенелопа стояла на коленях перед телом матери, она не знала — очень долго, вне всяких сомнений, — но заставить себя подняться все не могла. Скоро мать переправят через реку Стикс в страну мертвецов, и она уйдет навсегда. И ничто не в состоянии будет ее вернуть, никакие трансформации, никакие реинкарнации. Ничто.

Поэтому она не могла заставить себя уйти. Как будто, пока она тут сидит, ее мать еще не полностью мертва, не окончательно. Она держала ее за руку и рыдала до тех пор, пока не осталось слез.

Наконец Пенелопа встала. Спина болела, ноги дрожали. Она вытерла глаза и решительно бросила:

— Пошли. — А встретившись взглядом с Эйприл, добавила: — Этого мерзавца надо убить.

— Я отведу вас на Олимп, — отозвалась та.

Они поехали по направлению к Рутерфорду по боковой дороге, поскольку шоссе было заблокировано.

Винодельческие хозяйства, встречающиеся по пути, были разграблены, опустошены и разрушены до основания. Пьяные фанаты Диониса сидели, взгромоздившись на ящики и бочонки из-под вина, не обращая внимания на горящие позади них здания. Ингленук представлял жуткое зрелище. Вместо главного здания старейшего винного завода зиял кратер, как будто проделанный авиационной бомбой, вокруг обломков каменных стен из просевшей земли уже пророс плющ, и создавалось впечатление, что все это произошло много лет назад. Мондави вообще был сровнен с землей, видимо, с помощью бульдозеров, и над руинами еще поднимался легкий парок.

За рулем сидела Пенелопа. Кевин прошептал ей на ухо, что матери Диона полностью доверять пока нельзя, и, хотя она предлагала вести машину, поскольку знала дорогу, он настоял, чтобы за руль села Пенелопа. Отдавая это распоряжение, он крепко сжал правой рукой торчащую за поясом отвертку, но Эйприл возражать не стала и заняла заднее сиденье рядом с ним, оставив Пенелопу одну впереди.