Игорь Фарбаржевич - Сказки, рассказки и небыли Афанасия Барабанова

…– Несчастный глупец… – горько молвила Фрида в адрес Фридриха. – Вот почему Бог не дал нам детей. Он сделал его бездетным… Как и меня… За то, что я не доверилась своему сердцу.

Они ещё долго молчали. Наконец она спросила:

– А как же ты всё вспомнил?..

– Это было в Калькутте, – ответил Клаус. – Индус-врачеватель излечил меня… Постепенно вернулась память… Медленно, по глотку… Вначале вспомнил, кто я… Потом имя матери… – И после паузы тихо произнёс: – Тебя я вспомнил последней… Прости….

– Обо мне ты мог не вспоминать вовсе, – ответила Фрида. – Я оказалась недостойной твоей любви…

…Вот и вся история о возвращении к самому себе Клауса Циммерманна. Он ещё долго прожил с Фридой, и умерли они вместе, в один день…

Хоронил супругов весь город. А эту историю рассказала их служанка, которая была с ними до последнего часа, закрыв навсегда глаза обоим…

Эта загадочная история произошла в начале 19 века, с молодой оперной певицей Габриэллой Буркхард, из придворного веймарского театра, которым руководил в те годы великий Иоганн Вольфганг Гёте.

Пела г-жа Габриэлла попеременно с примадонной Каролиной Ягеманн, заменяя её во всех спектаклях, когда та уезжала на гастроли в Берлин, где выступала также с большим успехом. И партию Катарины Кавальери, в «Похищение из сераля», и Памину, в «Волшебной флейте», и дону Анну, в «Дон Жуане».

Надо сказать, что обе певицы обладали красивейшим колоратурным сопрано и пели до того замечательно, что трудно было определить – чей голос звучит лучше. Г-же Ягеманн исполнилось в ту пору уже тридцать лет, а г-же Буркхард всего 23 года. Обе были свободны от семейных уз, имели множество поклонников, а Габриэлла ещё и сына Эриха, семи лет.

Однажды перед Рождеством 1810 года, после премьерного спектакля «Оберон, царь эльфов» Враницкого, где Габриэлла блистательно спела партию Рези – дочери Гаруна-аль-Рашида, вместо г-жи Каролины, которая уехала в очередной раз, в Берлин, – за кулисами появился знатный иностранец, с большим букетом фиалок.

Спросив, как пройти в артистическую уборную к г-же Буркхарт, он поднялся на второй этаж и постучался в её дверь.

– Войдите! – раздался в ответ красивый женский голос.

Иностранец вошёл.

– Разрешите принести вам самый искренний восторг своей души и сердца! – сказал он в дверях, с лёгким акцентом. Затем представился, протягивая фиалки: – Джиани Бернарди – антрепренёр театра «Ла Скала».

Услыхав эти слова и увидев перед собой галантного господина, г-жа Габриэлла взяла цветы и предложила ему кресло, а сама попросила свою одевальщицу поставить букет в вазу, что та и сделала, после чего покинула гримёрную комнату.

Присев в кресло, синьор Бернарди поведал г-же Буркхарт, что специально приехал в Веймар, дабы убедиться в красоте её голоса, восторженные слухи о котором будоражат воображение миланских меломанов и, конечно же, Дирекцию самого театра. Убедившись в том, что красота голоса г-жи Буркхард вовсе не слухи, а настоящее чудо природы, он готов обговорить с ней все условия, а также подписать Контракт от имени «Ла Скала», на одномесячные гастроли (в июле или августе следующего года), с концертным репертуаром из оперных арий и вокальных произведений. Ещё сеньор Бернарди добавил, что приезд г-жи Буркхарт – в Италию и обратно – а также проживание в миланской гостинице с полным пансионом будет осуществлён за счёт театра. Сам же гонорар, после обоюдной договорённости, будет выплачен в любые, удобные для г-жи Габриэллы, сроки.

Услыхав о таком предложении, которое для любой певицы предпочтительней предложения рук и сердца, г-жа Буркхард тут же дала своё согласие и добавила, что с этого дня будет готовиться к поездке, шлифуя и так блестяще спетые партии, чтобы исполнить их в Милане ещё лучше, чем перед веймарской публикой.

Итальянец поблагодарил её от себя и от имени Дирекции театра за согласие и сказал, что послезавтра, в это же время, после того, как он подготовит все официальные бумаги, они подпишут два экземпляра Контракта, с выплатой г-же Габриэлле суммы задатка. А встретиться решили в небольшом уютном ресторанчике на Рыночной площади. На том и расстались.

Художественный руководитель и директор веймарского театра Иоганн Гёте не так бурно разделил её радость.

Мало того, что звезда театра Каролины Ягеманн часто уезжала в Берлин на гастроли, так теперь ещё и молодая певица, заменяющая оперную диву, позволяет себе такой же гастрольный демарш, тем более, что ни третьей Рези, ни новой донны Анны, ни ещё одной Катарины Кавальери в театре не было. Хотя, нужно заметить, что сам факт приезда антрепренёра из «Ла Скала», ради одной из его артисток, произвел на директора театра гораздо большее впечатление, чем официальные письма из Берлинского оперного театра. Что ж, придётся менять всю афишу на летние месяцы 1811 года, хотя именно в это время в Веймар приезжают «разъездные меломаны», чтобы послушать кого-то из двух талантливых певиц – как кому повезёт… Может быть, летом будущего года г-жа Каролина никуда не уедет, Бог знает… При своей жёсткой политике худрука и директора, Гёте потакал талантливых артистам, давая им возможность проявить себя за пределами Веймара. Мэтр никому не отрывал крыльев. Летите! Старайтесь! Если где-то прославитесь – пойдёт только на пользу, как вам самим, так и придворному театру. Гёте понимал талантливых людей, ибо сам был гений.