Игорь Сдобников - Ожившие мертвецы. Начало

Досмотр ничего не дал: из оружия только карабин Саныча, пистолет Михаил успел спрятать, а потом снова достал. Больше всего боялись за Инженера, но он вёл себя молодцом, сидел, развалившись на сидении, изображал из себя здорового. Их пустили, объявив строгое правило: с оружием из дома не выходить! Нож, да, можно. А подполковник добавил:

– И не вздумайте хулиганить! Мы уже сто лет друг дружку в лицо знаем, а по вам тем более видно, что вы не местные. Нынче время такое, что народ скор на расправу с чужаками.

В отличие от Усть-Усы, окружённой сплошной стеной, здесь оборонялись очагово, огораживаясь анклавами. Городок был явно больше и здесь исходили из практичности, как скучивались: семьями, знакомыми, так и строили заграждения.

С газом здесь было такое же чудо, как и в Нарьян-Маре: каким-то образом он доходил до потребителя. Выборный комендант города (вахтовики не удивлялись этим революционным нововведениям) до которого сопроводил посланный с поста молодой парень, дал им трёхкомнатную квартиру на первом этаже пятиэтажки. Судя по кровавым следам на обоях, здесь кого-то убивали, но это никого не смущало. Естественно, возник спор из-за комнат. Редькин с Витьком Михайловым безоговорочно заняли комнату средних размеров. Понятно, что к ним никто не вселится. Споры и крики не помогали, пока к ним не зашёл Инженер и не улёгся посреди комнаты между стоящими вдоль стен кроватями:

– Я буду кашлять и чихать, чтобы вас заразить. А хоть и убивайте, не уйду!

И Редькин с Михайловым перебрались в самую маленькую комнату. А в эту заехал Инженер с Доктором. В большой зале расположились остальные.

Время было почти два часа дня. Обедали в тишине, Инженер, отказавшись от обеда, сразу лёг спать. Уже после обеда, Редькин с Витьком, всё о чём-то шептавшиеся, выскочили за дверь. Лапшунов, обрадовавшись их отсутствию, побежал греть воду для ванны. Мякинин завалился спать.

Проснулся Михаил от громких разговоров, глянул на часы: шесть вечера. Хорошо поспал, чувствовал себя бодрым. Вернулись Лёха с Витьком явно навеселе, с собой ещё принесли початую бутылку какой-то мути. Говорили громко, с матерком, без живого литературного слова, смеялись и снова говорили. Вдвоём забрели на кухню, загребли из шкафа какую-то консерву из тех, что заботливо были расставлены Фархадом на ужин, открыли на закусь.

– Эй, оглоеды! Я кашу сварил, добавьте тушёнки! – крикнул им Фархад.

– Молодец, всё, отвали! – поблагодарили его.

Миша, во сне державший пистолет под подушкой, когда встал, сунул его сзади за ремень, сейчас нащупал рукоять. Пристрелить обоих, местным сказать, что обратились. Да, собственно, плевать! Он готов был сейчас их пристрелить. Время и беззаконие позволяло. Мякинин медлил. Из комнаты выбежал Доктор Попов:

– Инженеру совсем плохо! Температура под сорок, бредит, без сознания. Мужики, в аптеку надо сгонять, или что у них тут.

– Надо то что? – Вырос в коридоре Бетке.

– Пенициллин, жаропонижающее.

– А что, нет пенициллина в аптечке?

– Нет, не положили твои тупорылые буржуи того, что необходимо для жизни. Хотя, откуда им же знать? Их свои личные врачи в золотых дворцах обслуживают! – завёлся Доктор.

– Так ты напиши, что взять-то! – повысил голос и Саныч.

– Вот, – Серёга протянул список, написанный детским розовым фломастером на куске обоев.

– Фархад, ты со мной, Мякинин – ты за старшего!

– Ага, – съехидничал Миша, красноречиво посмотрев в сторону сидящих за столом Редькина с Михайловым.

Металлическая дверь с расшатанным замком закрылась за вышедшими. Мякинин, шумно вздохнув, сказал:

– Я на улицу курить.

Лапшунов выскочил за ним:

– Я с тобой.

«Вот и побыл один!» – с досадой подумал Мякинин.

Солнце закатилось за верхушки сосен, но не ушло ещё за горизонт, поэтому на улице было достаточно светло. За соседней пятиэтажкой виднелся забор из профлиста, для верности подпёртый изнутри кольями. Прямо посреди двора собрались в кружок и о чём-то беседовали четверо вооружённых мужиков. Они с настороженным любопытством оглядели вышедших из подъезда гостей их городка и взглядами проводили до скамейки, куда те уселись.

Было тепло, градусов десять, наверное, хоть безоблачная ночь и обещала заморозок. Всё же они уже далеко отъехали южнее Нарьян-Мара, но всё ещё были на севере. Михаил закурил, сделал несколько затяжек, посмотрел на молчащего Лапшунова. У него был настолько несчастный вид, что Мякинин решил заговорить с ним.