– …что же я натворил, – тихо прохрипел я, стоя в кухонном дверном проёме, после чего поднял свои дрожащие, покрытые немногочисленными царапинами руки и с ужасом всмотрелся в них. – Я… я монстр! Я… не могу сдерживать свои чувства, просто не могу, тем более что сильнее всего чувствую гнев. Я зол буквально на всё и всех, и я не в силах это контролировать. Мне нет места среди нормальных людей, уважающих и ценящих своих близких. Мне не место… здесь… но только не сейчас, – в кровь брызнула огромная порция адреналина и начала разгонять сердце, заставляя его стучать быстрее. Я поднял голову, нахмурил брови. – Сейчас мне совершенно начхать на всё, потому что я нужен своей матери… потому что я связан клятвой.
Сейчас я чувствую себя призраком, которого держит в этом мире только клятва, которую он дал… а может, так оно и есть. Может быть, я уже умер давно, и мой труп сейчас валяется где-нибудь за диваном в зале и гниёт, хотя… как-то всё равно. Мне сейчас абсолютно наплевать на всё.
Я сделал два шага назад, не отрывая взгляд от стола, вокруг которого сидели, опустив головы, мои родственники, а затем пошёл влево по коридору приставными шагами. Когда кухонный дверной проём скрылся из виду, я повернулся к двери в ванную, еле различимую с такого расстояния. Меня и стеклянный шкаф слева разделяли пара шагов.
«Осталось проверить две комнаты, а конкретнее – ванную и туалет, – подумал я. – Если и в них не будет телефона, то я и не знаю, где он ещё мог бы быть, если только не у…»
Мне не хотелось об этом думать, так что я тряхнул головой, чтобы прогнать лишние мысли, а затем продолжил свой путь, стараясь, как обычно, ступать по полу как можно осторожнее, чтобы доски нигде не скрипнули и не выдали меня.
И вот я наконец у двери, за которой когда-то (кажется, вечность назад), видел зелёные глаза, хозяйка которых до сих пор где-то здесь, прячется во тьме и ждёт удачного момента, чтобы наброситься на меня.
Конечно, ответ на вопрос «кем она являлась», был вполне очевиден, но с недавнего времени я начал в этом сомневаться. Я помню, что когда перебегал из маминой спальни в свою, то вдруг почувствовал на себе взгляд… и я не верю, что он принадлежал маме. Ни в какую не могу поверить. Может, какая-то… сущность взяла под контроль мамин разум и действует от её имени? И если раньше сущности не удавалось завладеть её телом, то теперь ей это удалось благодаря сложившейся ситуации. Я люблю маму… но, как бы то ни было, сейчас она (или её тело) может мне серьёзно навредить, поэтому мне нужно быть крайне осторожным, если хочу выбраться отсюда и спасти маму от этого безумия.
Сделав глубокий вдох, а затем выдох, я потянулся к ручке…
– Денис! – раздался откуда-то позади знакомый женский голос.
Всё моё тело парализовало, рука так и застыла в нескольких сантиметрах от ручки.
«Я… знаю этот голос, – проговорил я мысленно, – но… воспоминания о нём такие туманные, что кажется – он пришёл из давно забытого прошлого. Хотя… скорее всего так оно и было».
Мои мысли прервал тот же самый голос, от которого веяло такой добротой – причём знакомой, – что по моему телу прошла дрожь:
– Пойдём с нами пить чай, Денис.
Я обернулся… и мои глаза тут же раскрылись шире от удивления, а рот слегка приоткрылся. Передо мной стояла мама… но лет я ей дал бы не больше двадцати пяти! Одета она была в красивое голубое платье, которое слегка светилось в темноте и освещало небольшую зону вокруг своей хозяйки. Я никак не мог вспомнить, было ли у неё такое платье или нет… но мне стало всё равно сразу после того, как я взглянул на её лицо. Мама улыбалась, и эта улыбка вернула меня в глубокое детство…
… Перед глазами предстало пшеничное поле, простирающееся по обеим сторонам грунтовой дорожки, по которой мы с мамой шли. Вдалеке виднелись дачные домики, разбросанные по холму и у его подножья.
Стояла сильная жара, и я периодически вытирал пот со лба тыльной стороной ладони, прямо как это делала мама. Я посмотрел на неё снизу вверх, чувствуя себя карликом, который неизвестно как оказался в мире гигантов, и улыбнулся, а она улыбнулась мне в ответ. Одета она была в простое деревенское платье, на котором, кроме бледных ромашек, не было больше ничего напечатано, и хоть оно выглядело не так роскошно, как у той мамы, которая вызвала у меня это воспоминание, оно тем не менее было для меня не менее прекрасным. Тогда мама была другая… и я был другой. Жизнь в то время была намного проще, и я не задавался теми вопросами, что задаюсь сейчас. Детство – беззаботное время, потому что в это время человек не обладает достаточным багажом знаний, чтобы волноваться о чём-то. Знания – вот убийцы детства, но они при этом и ключи к новой жизни. К жизни в реальном мире. Можно этому, конечно, радоваться, если не учитывать, что слово «реальность» очень часто выступает синонимом к слову «жестокость».
Читать дальше