Алексей Сидоров - Тварь из эпицентра

– Бабуль, да ей же лет еще… – смущался я.

Только вот в отношениях с Машей это все не работало. Не велась она на смазливую мордашку, как бы мне того ни хотелось. У нее есть парень, вот и все дела. А то, что он давно уже сгинул в тех местах, где хозяйничали вервольфы, – так что с того?! Она все равно его любит! До сих пор!

«Во сне она сказала: «Найди меня! Вдруг с ней что-то случилось?»

«Что с ней может случиться?! Она же в Лазарете. Под постоянным присмотром. Надежда Александровна практически живет там, на рабочем месте. Никуда и не отлучается. Если бы что-то случилось, то я был бы уже в курсе»

«А вдруг она решила мне не говорить? Она же знает мое отношение к Маше».

«Черт! Проверить что ли?!»

Поискал берцы. Вот они – под койкой. Хорошая обувь, досталась лично от Храма, который распределил добычу от набега на руины полицейского управления по своему усмотрению. Всегда так делал. В основном, экипировку получили его приближенные – парнишки, про которых поговаривали, что они не только выполняют поручения главного по Крепости, но и удовлетворяют сексуальные потребности хозяина. Так это или нет – я не знал. Только слухи.

Мне же Храм выделил берцы, сказав, чтобы, когда веду Летопись, «не забывал» про «заслуги». Его заслуги, ясен пень. Я и так старался живописать для потомков деятельность главы Крепости только в лучшем свете – иначе мне бы просто не разрешили этим заниматься. Периодически мальчишки поднимались ко мне в келью, чтобы забрать Летопись. Ее требовал Храм – «на читку». Потом возвращал. С правками. Иногда я замечал, что не хватает двух-трех страниц, но, естественно, молчал. Ничего не спрашивал.

За это молчание и получил берцы. Продажная журналистика? Возможно, но иначе тут не выжить.

Вышел в коридор – пусто. Точно рано встал. Даже колокол еще не звонил – он обычно «отбивает» подъем.

Поспешил к Лазарету, дверь которого нынче оказалась открыта. И опять дурное предчувствие охватило меня: что-то случилось! Так и есть – койка, на которой еще вчера спала Маша, была пуста.

Зато рядом, на кресле, сладко посапывала Надежда Александровна. На столике – железная кружка с недопитым чаем.

– Где Маша? – начал трясти я женщину. Она приходила в себя медленно, словно с жуткого похмелья.

– Что? Где? – спросила врачиха, потом посмотрела на койку: – А где Маша?

– А я об этом и хотел вас спросить…

Женщина посмотрела на меня, потом на кружку. Взяла в руки, понюхала.

– Она что, напоила меня снотворным?

– Как? Зачем? – не понял я.

Врачиха встала, заохала, потом заглянула в тумбочку, где хранились медпрепараты.

– Точно помню, что запирала ее вчера, – Надежда Александровна хлопнула себя по боку – звякнула пряжка с ключами. – Она ее, выходит, отперла и…

Я пытался сообразить, что же произошло:

– Она что, взяла у вас медикаменты?

Женщина кивнула. На ее лице читался ужас.

– Храм велит казнить меня, – прошептала она.

Действительно, за кражу медикаментов или их растрату в колонии полагалась только одна мера наказания – смертная казнь.

– А что именно она взяла? Кроме снотворного?

Надежда Александровна осела в кресло и прошептала: – Яд!

***

– Зачем он ей? К чему так рисковать?

На глазах врача проступили слезы:

– Не знаю. Правда.

– Надежда Александровна, миленькая, – я встал перед ней на колени, – пожалуйста, не выдавайте Машу! Пока! Я ее найду. Она вернет вам все, что взяла, только не надо говорить Храму.

– Я не могу… – женщина сглотнула, – я не могу так рисковать. Если скрою…

– То что? Вас казнят дважды?! Послушайте, ничего скрывать и не надо будет… Просто не говорите пока. Дайте мне время – до вечера я ее найду, – пообещал я.

Врачиха вдруг взяла меня за руку:

– Только пообещай мне, что никому не скажешь. Никогда!

– Конечно, если кто-то будут интересоваться – задержите, пожалуйста, – я уже собирался броситься на поиски Марии, но тут двери Лазарета распахнулись и двое охранников внесли брезентовый сверток.

Чей-то труп.

***

– Маша! – я кинулся к телу, но охранники отпихнули меня.

– Какая еще нафиг Маша?! Подсоби лучше, – бросил один из них. Я подхватил сверток, и мы вместе закинули труп на койку.

– Кто там? – спросила Надежда Александровна.

– Вчерашний труп, – хмыкнул охранник, разматывая брезент.

– Как это? – переспросила женщина.

– А вот так, – охранник показал что-то внутри брезентового свертка. Когда-то это было лицо. Сейчас оно превратилось в кровавое месиво. Фарш, в котором, вопреки логике и здравому смыслу, все еще дергался глаз. Он будто даже пытался повернуть зрачок в нашу сторону, но не мог.