Рон пожал плечами. – Просто так в больницу не кладут.
Франсин покусывала губы, пытаясь разобраться в своих чувствах. – Можешь телепортировать меня к нему?
– Доча, но зачем? – Рон хмыкнул. – Mеня не обманешь. Ты его и не любишь и боишься. Пусть всё идёт, как идёт. Завтра он будет шёлковый и ласковый.
– Я чувствую, что ему плохо. – Франсин сама не могла поверить себе.
– Да он опять из-за Хозяйки сорвался! – Рон прошипел злобно. – Уж сколько мне от неё доставалось – со счёта сбился! Так Глебу и надо! Такая жена, как ты – чудо! А Мэри ему его место указала – он на стену и полез. Ты его ещё жалеть будешь! Пусть там теперь корчится! Забыла разве, ведь именно он руководил казнью Марка-охранника!
Франсин сидела, совершенно потрясённая. «Опять Мэри! Опять из-за Мэри! Да что же, она мне в наказание за мои грехи ``приставлена``, как кнут постоянный?»
– Телепортируй меня к нему, – повторила она уже уверенно. – Пожалуйста. Он мне жизнь спас. Он помог мне с Даниелем. Только благодаря его усилиям, я получила сына назад.
Рон пожал плечами и запустил телепортационный смерч.
Бросив напоследок взгляд на спящего сына, Франсин решительно шагнула внутрь вихря, сразу, захлопнувшегося за ней.
* * * * *
Она с удивлением оглядела маленькую палату.
Приблизилась к кровати-каталке, где Глеб лежал, присоединённый к двум капельницам и нескольким мониторам.
Франсин никогда не видела, как лечат наркозависимость, но, однажды, ещё подростком, её дня три продержали в ``психушке``, вот так же намертво пристёгнутую ремнями. Она помнила, какой это был ужас, она могла представить, какой пыткой это было для Орлова.
Он застонал, словно волна прошла по его телу, его голова мотнулась из стороны в сторону. Даже в его нос был введён катетер, подающий кислород.
Франсин невольно вспомнился её сын… Сколько раз он вот так, ``нашпигованный`` проводами, утыканный иголками, беспомощно метался на больничной койке.
– Глеееб, – прошептала она, гладя, перебирая его тёмно-русые волосы.
Он замер, тяжело дыша, не открывая глаз.
К её изумлению, его сильные, волевые губы сложились во что-то вроде улыбки. На его лице ещё был ремень, удерживающий у него во рту защитную прокладку.
«Чтобы зубы на сломал… Итак вон как губы обкусал…»
У неё часто сохли губы, особенно по ночам, поэтому в кармане её пижамы всегда лежала плоская коробочка с гигиенической помадой. Она осторожно смазала ему губы; сейчас такие шершавые, ободранные.
«Милый мой,» промелькнуло у неё в душе. «Мой сломанный плюшевый мишка…»
Он открыл глаза на секунду. Не такие сочно-синие, как были когда-то у Джерри. Голубовато-серые, словно тающий тонкий лёд.
– Люси… – она скорее догадалась, чем услышала. – Люси Гонзалес …
Он снова лежал, словно мёртвый, и Франсин охватил чисто животный ужас.
– Глеб…
Он снова взглянул на неё, уже осознано.
– Пришла полюбоваться, как меня здесь корёжит?
Прокладка мешала ему говорить, но это всё равно прозвучало со злобой.
– Хами, сколько хочешь, – Она ухмыльнулась, снова погладив его волосы. Он дёрнул головой.
Она тихонько засмеялась.
– Ты же знаешь, я извращенка! А почему, действительно, мы не играли, привязывая тебя? Классика! Хочешь, дома так попробуем?
Он смотрел на неё совершенно потрясённо. – Пута…
– Ага, – Она протёрла его лицо влажной салфеткой. Поцеловала. – Обработать тебе остальные места?
– Тут же камеры, – хмыкнул он. – Впрочем, тебе тебе не привыкать, а Глеба Орлова несколько раз приглашали сниматься в ``эдаких`` фильмах, да он отказывался.
Она не успела заблокироваться и он хихикнул, прочитав её мысли. – Cy*a ты. И вовсе не из-за размеров. Можно бы и так снимать, что не заметно. Всё равно деревенское воспитание сказывалось.
– А у Олега Петровича запои бывали?
– В том-то и дело, что нет, – грустно уточнил Глеб. – Историю родителей-то я проверил, а вот, что отец Валентины Макаровны был алкоголик – узнал слишком поздно.
– А нечего тела чужие воровать! – Она тихонько хлопнула его по лбу.
– Девочка, кто бы говорил! – Он подмигнул. – С четырнадцати лет, кто балдеет, ``ножками дрыгая``? Наслаждаться сексом можно только в физическом теле.
– А страдать?
– В любой форме, пока работает сознание, – объяснил он уже совершенно серьёзно.
– А душевные наслаждения? – Она старалась понять. – Ну, ладно, когда мы сидели, глядя на пламя в камине – ``память предков``, когда мужчина возвращался домой. А… Я помню выражение твоего лица, когда я спела там, в лесу. Ты подошёл… Ты ТАК смотрел! Мне кажется за ТОТ взгляд я тебе могу простить все твои ``выбрыки``! Я поняла тебя. У тебя слишком ранимая, чувственная душа. А тебе приходится ``крутого`` разыгрывать. Не надо со МНОЙ .
Читать дальше