Юлия Чеснокова - Вечная сказка

Лунный свет розоватым лучом падал на неровный круг лесной чащи. Сквозь ветви он переплелся кружевом на серебрящейся траве, до этого укутанной ночным покрывалом. И тогда из глубины мрака, рассеянного тонким, но ярким месяцем на небе, вышла она. Лухань протянул руку перед собой, но пространство обманывало его, играя в иллюзии, и сияющая девушка его грёз шмыгнула меж деревьев. Он двинулся следом, но почему-то не получалось передвигаться так же быстро и легко, как она. Ноги раздвигали высокий папоротник и спотыкались о корневища, волнами бугрящиеся из земли. Они как будто не существовали для неё. Поэтому он гнался, словно за тенью. Но она была не отсветом и не ложным следом, а живой и дышащей. Лухань ускорился, но от этого лишь чуть не упал. Какой чародей заколдовал это место? Или его? Или её? Тонкий, как звон колокольчика, смех, поманил его глубже, ещё, дальше. Молодой человек сделал шаг, и ветка хлестнула его по лицу. Обвисающая крона ивы преградила путь, и пришлось раздвинуть её, подобно занавеси. Перед взором расстелилась опушка, искрящаяся волшебными огоньками светлячков. Лес кончился и из-за склона, обрывающего опушку, внезапно появились лучи солнца, первые, нежные, ещё не горячие. Они обрисовали её силуэт, восходя за её спиной. Девушка подняла ладони вверх, открываясь, распахиваясь для него. Лухань смелее поспешил вперед и, наконец-то, ухватился за её пальцы, не веря счастью, что настиг, поймал. Как редко это получалось у него! Как постоянно он желал этого… Лукавая усмешка тронула её губы и растаяла быстрее утренней росы. Парень окончательно хотел стереть её поцелуем, который так жаждал получить, но возлюбленная увернулась. Она обмякла в его руках, но не позволила пока получить награду за этот бег, за изматывающее преследование, которое он совершал из раза в раз. Девушка потянула его вниз, и они опустились на поляну, которая внезапно перестала быть колючей и тернистой; пушистая, как соболиный мех, удобная, как перина, трава покорилась их телам. Лухань лег на спину и, поняв, что земля не холодна и не остра, перевернул возлюбленную на лопатки. Она улыбнулась теплее, проведя рукой по его золотящимся в блеске солнца волосам. Молодой человек опустил ладони на её бедра и стал пальцами несмело гладить белоснежный подол, ничуть не оскверненный и не запачканный. Земля словно стеснялась испортить чистоту этого утра и любви, поселившейся в нём.

Парень сжал возлюбленную в своих объятьях. Её длинные волосы рассыпались под ней, сияя на зеленой траве, и он запустил в них руки. Его губы опалили её скулы, виски и спустились поцелуями к ямочке у края рта. Она закрыла глаза и принимала его ласки, слегка сдвигая лицо и подставляя уста. Они, наконец, впервые коснулись друг друга. Впервые в тысячный раз, как и каждый их тысячный первый раз, который будет оставаться таким, пока не станет правдой.

Они приподнялись и упали рядом друг с другом, смеясь беззаботно, как дети. Ложась на бок, молодой человек воззрился в глаза девушки, проведя ладонью по её щеке, и утопая в её взгляде. Любовь затмила всё: прелесть утра, свет солнца, необходимость дышать. Только её красота и желанное обретение. Вот и всё. И весь мир за пределами этой сказки, где его руки сжимают её изящную фигуру, губы покрывают лицо поцелуями, а плечо трогает её плечо. Пульс стучит в унисон, даже если такого не может быть. Даже если они не единое целое, а лишь мужчина и женщина — тут, сейчас, в этом странном, но понятном сне, они существо слившееся, неразлучное. Она воскликнула его имя, и воздух поймал слово, передав его эху. Парень чувствовал, как её прохладные пальцы касаются его плеч, но глаза его всё ещё были в её глазах, загадочных, далеких, близких только для этих минут. Он был рядом с ней, но вместе с тем далеко. Это ломающее расхождение! Как так происходило, что когда ты находишься вдали от человека, ты можешь думать, что он всё-таки с тобой? Это сумасшествие, тайна, но они были и не были вдвоем.

Солнце загоралось всё жарче, поднимаясь и поднимаясь, и их руки, сплетенные и ласковые, стали разниматься…

Яркий свет пробудил его, и Лухань открыл глаза. Это настоящее, бесцеремонное солнце ворвалось в окно и обрушило его из мечты в реальность, в странную комнату с накрытыми белыми простынями предметами мебели. Старинный рояль был единственным, на чем лежала пыль, а не ткань. Черный лак потрескался на углах и отскочил маленькими кусочками, расходящимися от прорех трещинами, сморщившись, как старик.