Александр Лаптев - Заклятие шамана

– Конечно, нужна! Я просто хочу понять, что со мной произошло. Мне необходимо знать механизм явления, так сказать.

– Зачем же?

– Чтобы быть уверенным, что не окажусь однажды в том, своём времени. Или ещё где-нибудь.

– Так вы считаете, что попали в другое время?

– В другое время, или в другое измерение, в параллельную вселенную, в антимир… – я не знаю, как это называется. Да и не в названии дело. Просто… мне здесь очень нравится, и я хочу тут остаться.

Я широко улыбнулся.

– Ну так оставайтесь! Никто вас не гонит.

Николай Иванович церемонно поклонился.

– Спасибо!

– Не за что.

Мы помолчали. Николай Иванович словно бы прислушивался к своим мыслям, а я так странно себя чувствовал, что не выскажешь. То мне казалось, что я присутствую на спектакле. То начинал верить в происходящее. Но тут же одёргивал себя: полноте, ведь это очевидный бред! Да, бред (говорил я себе), но как-то так получается, что в этот бред мне хочется верить. Сам не знаю, почему это так. Но чем-то мне всё это очень нравилось. Быть может, потому, что я вдруг вырвался из своего мрачного кабинета, ушёл от повседневных забот, от ненавистных рукописей и незадачливых авторов. Вот передо мной весёлый, вполне оптимистичный человек. Этот человек несёт околесицу, а мне с ним весело и легко! «Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман…» Что-то в этом роде.

– Ещё чашечку?

Я поглядел на Николая Ивановича. Он стоял передо мной и довольно улыбался.

– А может, коньячку?

– У вас и коньяк есть? – спросил я.

– Ну как же, полный бар. Раньше не было. А теперь и виски, и текила, и джин, и коньяк, и даже украинская горилка. Так что, налить рюмочку?

Я взмахнул рукой.

– Давайте!

В этот момент в кабинет вошла секретарша.

– Пьянствуете с утра! Это правильно. Одобряю. – Прошла мимо меня и бухнулась в кожаное кресло. – А мне нальёте?

Николай Иванович конечно же налил.

Всё было хорошо, и даже очень. Я цедил армянский коньяк тридцатилетней выдержки и вспоминал свою молодость. Коньяк этот залили в бочки в одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году. Славное было время! Время надежд, время предчувствия свободы. Мне было тогда двадцать семь лет. Я был здоров и энергичен, полон надежд и упований. Мне мерещились неоглядные дали и всё казалось достижимым. Полёты на Марс, личное бессмертие, какие угодно рекорды, слава, деньги, красивые женщины – всё уже было как бы моё (то есть твёрдо обещано внутренним чувством). Но лишь теперь я понял, что это было сиюминутное чувство сродни опьянению (если только молодость можно назвать опьянением и если избыток сил и восторг души можно сравнить с помешательством). Теперь я протрезвел, стал рассудительным и умным. Но, боже мой, как хочется снова впасть в этот юношеский маразм! И я задумчиво тянул из рюмочки терпкий армянский коньяк. А когда рюмка опустела, попросил ещё. Николай Иванович пытливо глянул на меня и молча наполнил рюмку до краёв.

– Вы мне всё больше нравитесь, – сказал он вдруг.

– Ого! – воскликнула секретарша. – Что я слышу? Это что-то новенькое! А я, стало быть, тебе уже не нравлюсь? Ну-ка, отвечай!

– Ну что ты, Верочка! – всплеснул руками Николай Иванович. – Ты у меня вне всякой конкуренции. Я ведь не в этом смысле.

Секретарша широко улыбнулась, обнажив крепкие белые зубы. Видно, здорова она была изрядно. Сильная, гибкая, выносливая. И, судя по всему, совершенно без комплексов. Повезло Николаю Ивановичу с секретаршей.

В голове у меня уже шумело. Пить с утра я не привык. Тем приятней было это головокружение, эта теплота, что медленно разливалась по телу. Стало покойно и радостно. И я позавидовал Николаю Ивановичу. Впервые в жизни подумал о том, что ошибся с профессией. Нужно было идти в науку! Сидел бы теперь в какой-нибудь лаборатории, варил бы кофе по утрам и целый день копался в каких-нибудь научных отчётах. Никто тебя не донимает. Не нужно каждую секунду думать о смысле жизни и что-то там из себя выдавливать. Жизнь коротка и прожить её нужно как можно тише, чтобы не было никаких потрясений, ни личных, ни общественных. Хорошо бы начать всё сызнова. Ей-богу!

– Что-то вы загрустили! – Снова передо мной стоял Николай Иванович. – Это на вас так коньяк действует. Не ваш напиток.

Я молча кивнул.

– Вы правы. Больше не буду пить. – Опустив голову, я стал припоминать что-то важное… – Вы, кажется, хотели рассказать мне о чём-то. Я вас слушаю.

Николай Иванович оборотился к секретарше:

– Верунчик, я тебя отпускаю. Можешь идти домой. Всё на сегодня.