Александр Лаптев - Заклятие шамана

Страха не было, а была решимость победить или умереть! Волны не утихали, ливень всё так же бил тугими струями по плечам и по голове. Но я уже не боялся! Стихия стала частью меня. Не беда, что окончательно стемнело и наступила настоящая ночь. Не страшно потерять из виду берег. Я слышал справа от себя глухой прибой – этого было достаточно. Буду плыть, пока не достигну цели. Час, два, три или целую вечность… Это всё равно. Когда-нибудь ливень кончится, снова станет тепло и тихо. Тогда я с гордостью вспомню о том, как боролся со страшными волнами, как победил собственный страх. Да, так будет. Так оно и будет!..

В душе поднимался жуткий восторг. Это было необъяснимо, и это было прекрасно. Впервые в жизни я попал в переделку, но не струсил, не спасовал, а мужественно боролся наперекор стихиям и мрачным теням, поднявшимся из преисподней. Я их не боюсь! Я хохотал в лицо ветру. Я и в самом деле ничего в этот миг не боялся, сам чёрт мне был не брат…

Не знаю, что такое со мной было. Теперь мне кажется, что я слегка помешался. Вёл себя как умалишённый. Но отрезвление наступило довольно скоро.

Ту ночь (или это был день?) я запомню надолго. Дождь всё лил, ветер яростно срывал пену с кипящих волн, лодка моя то взмывала в тёмное небо, то жутко ухала вниз; я всё грёб и грёб, уже ничего не понимая, не различая направлений, действуя как сомнабула, почти как мертвец, который не знает, что он уже умер и пора бы ему угомониться. На каком я был свете? Этого я тоже не знал. Света не было. Не было никаких сторон. И времени тоже не было. Был лишь я и была восхитительная буря. Казалось, что весь мир охвачен этим неудержимым ветром и этой ночью. Ничего больше нет и уж не будет. Время остановилось. И так будет всегда.

Иногда я бросал весло и прислушивался. Но что мог я услыхать кроме сумасшедшего воя ветра и шума волн? Берег я давно потерял из вида. Лодку мою качало и кренило, несло куда-то вдаль и в сторону. Иногда мне чудились звуки, будто кто-то проплывал рядом, но никого не было видно. Я пробовал кричать, но голос мой заглох, не получив отзвука. Силы оставили меня, и я уже согласен был умереть, сгинуть в этой пучине. Тоска всё сильнее сжимала сердце. Я сидел, опустив голову и ничего уже не ожидая для себя, временами забываясь и погружаясь в сон, в котором было всё то же – жуткие тени, ночь, гром и ветер. Наконец я вовсе оставил свои усилия и, повернувшись боком, лёг на дно байдарки. Будь что будет!

Поразительно, как я тогда не погиб! В шторм на Байкале переворачиваются большие катера. А тут – обычная байдарка. Теперь-то я знаю, что во всём этом был некий смысл. В какой-то момент я ощутил толчок снизу, прямо в днище. Байдарка покачнулась и стала. Я мигом открыл глаза и приподнялся. Кругом было всё то же – море воды и непроглядная тьма. Но было и нечто новое – вода стремилась мимо меня бурным потоком, а лодка стояла на месте, будто её что-то удерживало. При этом я видел кругом себя крутящиеся воронки, уносящиеся прочь струи! Но меня уже не раскачивало на волне, я ощущал под собой прочную опору. Но что это было, я никак не мог понять. Дождь всё хлестал ледяными струями – по голове и плечам, ручьём лился по спине; вода заливала ноги, я не знал, куда деться от воды. Я пробовал раскачивать лодку, и она послушно качалась из стороны в сторону, но с места не двигалась. Перегнувшись через низкий борт, пытался нащупать рукой опору под днищем, но рука беспрепятственно погружалась в ледяную воду, и больше ничего! Вдруг раздался оглушительный треск, казалось, небо раскололось на две неровные половины; на секунду стало светло, как днём, и я увидел чёрную гладь, стремительно несущуюся мимо меня. Молочный туман клубился, образуя причудливые фигуры. И никаких признаков берега. Никакой надежды на помощь. Я решил положиться на волю провидения. Снова улёгся на дно байдарки и укрылся брезентовыми шторками. Под брезент вода почти не проникала, но всё равно было холодно и страшно. Я решил дождаться утра во что бы то ни стало. А иначе я погибну в этом чёртовом месте – от холода и ужаса. Если я это заслужил, пусть так и будет. Силы человеческие небеспредельны.

Дальнейшее я помню смутно. Сознание временами гасло, и тогда мне казалось, что я нахожусь глубоко под землей, в тесной и холодной пещере, сверху льётся вода, я хочу выбраться наружу и не могу. Я метался и стонал, просыпался от собственного стона; лихорадочно ощупывал борта лодки и с облегчением понимал, что не замурован здесь заживо. Рука тянулась к брезентовой накидке и шевелила её; я желал удостовериться, что в любую секунду могу выбраться на свободу. Сделав несколько глубоких вдохов, я успокаивался и принимал прежнее положение. Снова задрёмывал и опять видел какую-то жуть. Так повторялось несколько раз, пока наконец я не уснул по-настоящему – несмотря на холод и воду, на неудобное положение и абсурд происходящего. Так, наверное, спит измученный человек – в грязи, в стылой воде, среди всеобщего хаоса – когда у него нет больше сил на борьбу. Теперь я узнал, каково это.