Array Коллектив авторов - Страхослов (сборник)

Он даже не успел подбросить первый мячик, когда вдруг оцепенел.

Мячики попадали на арену. И это было действительно восхитительно: самодовольство, весь вечер читавшееся на его лице, вдруг оставило его, сменившись удивлением, а затем страхом. Сьюзан явственно видела это. Все зрители это видели.

Флик, пошатываясь, шагнул вперед – и опять остановился. Не остановился даже – замер, точно невидимый кукловод вдруг резко дернул за поддерживавшие его нити.

Сьюзан смотрела на клоуна.

И, пробиваясь сквозь белый грим, по его лицу протянулись тонкие алые нити, стали толще, не нити уже – черви. Алые черви. Они пробивались из-под его кожи, выползали наружу, наружу, под свет софитов.

И тогда Флик завопил.

То были не черви, а кровь, густая кровь, ее словно кто-то выдавливал из десятка ранок на его лице – она струилась, змеилась, ее потоки извивались, точно черви! – кровь находила трещинки в гриме, и под ее давлением эти трещинки превращались в разломы, белый грим отслаивался, хлопьями падал на арену, а под ним – под ним только алая кровь.

Клоун зажал ладонями лицо, точно скрывая свой позор. Точно пытаясь остановить кровь, вернуть ее обратно под кожу. Точно… что? Точно срывая саму кожу, чтобы все это прекратилось, прекратилось, прекратилось.

А Сьюзан смотрела на него и чувствовала в себе силу, знала, что это она делает. Что это ее дар . Если она сможет заставить себя отвернуться, то с клоуном все будет в порядке, клоуну не придется умирать. Но она не могла отвернуться. И не отвернулась. Ее дар не включал в себя способность отворачиваться, ее дар имел свои пределы, и она не хотела отворачиваться. Во лбу пульсировала боль, но то была приятная боль, такая сильная – и в то же время именно Сьюзан ею управляла. Она наощупь потянулась к руке Конни, но та не ответила на ее прикосновение.

– Помогите! – надсаживался Флик.

Его голос срывался, и после он уже не мог ничего сказать. Ну и куда же подевалось твое чванство, ты, крашеный ублюдок? Хвастун. Лицемер. Он дернулся вперед. Повернулся боком к зрителям. Поднял руку – и ткнул пальцем в точности в ту сторону, где сидела Сьюзан.

Наверное, это усилие полностью истощило его, потому что сразу после этого он повалился на арену. Ничком, прямо на лицо. Как удачно.

Конечно, вокруг поднялись вопли, кто-то бросился к выходу. Но многие, как и Сьюзан, огорошено сидели на своих местах.

Она повернулась к Конни. Глаза ее сестры сверкали, лицо покраснело. Сьюзан показалось, что Конни в ярости.

– Мне очень жаль, – прошептала Сьюзан. – Мне очень, очень жаль.

– Не рассказывай об этом маме, – процедила Конни. – Вообще никому об этом не рассказывай.

А на манеже Малыш Флик все еще смотрел на отца. На его покрытой белым гримом мордашке застыло выражение отрепетированного изумления. Он все еще очень гордился отцом. И все еще ждал, когда же папа покажет ему кое-что по-настоящему потрясающее.

Несколько лет спустя Сьюзан приехала к Конни в гости в университет. Конни была первой в семье, кому удалось поступить в университет, и мама очень ею гордилась. Сьюзан сидела на стуле, заваленном грязной одеждой, а Конни устроилась на кровати и курила траву. Часть одежды принадлежала парню Конни, и Сьюзан понимала, что это означает. Ее сестра занимается сексом. От этого Конни казалась поразительно взрослой – и потому еще более далекой, чем прежде.

Они говорили о том, что никогда раньше не обсуждали, и Сьюзан впервые узнала, как трудно Конни пережила развод родителей, и как ей трудно приходилось в школе, да и в целом, как нелегко ей жилось. Конни сказала, что у нее есть кое-какие психологические проблемы. И некоторые из них достаточно серьезны. Сьюзан очень гордилась тем, что сестра ей доверилась.

И потому Сьюзан решила, что тоже может довериться Конни. Она сказала, что ее все еще тревожит проблема с цирком. Все эти смерти клоунов.

Конни заявила, мол, она понятия не имеет, что Сьюзан имеет в виду.

– Не глупи, Сьюзи, – сказала она. – Нет в тебе ничего особенного, не смей даже думать, что ты какая-то особенная. О господи… – Она закурила очередной косяк. – Я не это имела в виду. Ну не плачь. Ну что ж ты все время ревешь-то? И почему постоянно вынуждаешь меня говорить что-то не то? Что с тобой не так?

Конни всегда жаловалась на головную боль. В семье даже шутили, когда Конни была не в духе: «Поберегись, у Конни сегодня головушку прихватило!» Может быть, поэтому Конни все откладывала поход к врачу. К тому моменту, когда ей диагностировали рак мозга, предпринимать что-либо было уже поздно.