Евгений Сазонов - Темная сага

Батышев вытянулся по стойке «смирно».

– Скажите, что это? – Смолин взял со стола книгу и начал ей махать перед носом взводного.

– КПА, – Батышев побледнел.

– Надо же, знает! – вскрикнул полковник. – Правильно, это курс подготовки артиллерии – одна из книг, которую вы должны были прочитать, я уже не говорю про правила стрельбы и управления огнем, к ней, я так полагаю, вы даже не притрагивались. Чем же вы занимались, товарищ лейтенант, все полгода службы?

– Работал в парке, – неуверенно пробормотал Батышев.

Это была правда. В парке боевых машин всегда был колоссальный объем работ, и все время взводный проводил там. Времени на изучение основ артиллерийской стрельбы у него не хватало, но объяснять это комбригу нужды не было, Смолин и так все отлично знал, и такая причина плохой подготовки совершенно не волновала полковника.

– Да мне плевать на это! Вы, товарищ лейтенант, хоть ночью, хоть сидя на унитазе, но в любое свободное время должны были изучать правила стрельбы! – Смолин бросил книгу обратно на стол. – В парке он работал! Вообще уже страх потеряли, дебилы! Я постоянно вижу, как вы стоите в наряде дежурным по части и ничего не делаете, сто раз вам всем говорил: заступили в наряд – читайте ПС и УО, берите с собой ПУО, занимайтесь повышением своей профессиональной подготовки.

Неожиданно полковник смягчил тон:

– Хотя, конечно, вашей вины в этом нет; я считаю, ваши дрянные знания – это упущение вашего начальника. Где Гильдин?

«Черт!» – подумал Гильдин. Ему часто приходилось бывать на ковре из-за проступков своих подчиненных. Еще в начале своей военной карьеры, когда он был лейтенантом, командиром огневого взвода, подчиненный ему личный состав – двадцать семь солдат – всегда преподносил сюрпризы. Например, напивались во время дежурства, дрались в каптерке, отбирали у «молодых» деньги, уходили в самоволку – всех проступков теперь и не упомнить. И всегда был виноват их непосредственный командир – лейтенант Гильдин, виноват за то, что не проводит с личным составом воспитательную работу, хотя, конечно, гнев «отцов-командиров» распространялся и на начальников Гильдина, а также замполитов и еще на кого-нибудь. Ну и как следствие за попавшегося пьяного бойца Гильдина лишали премии, тринадцатой зарплаты, отзывали из отпуска… меры наказания для нерадивого командира взвода были разнообразные. Срочники, как правило, отделывались нарядами вне очереди и строгими выговорами. Видя, что в первый раз легко отделался, солдат повторял проступок снова и снова… Гильдин не хотел мириться с таким развитием событий и обычно для большего внушения заводил своего подопечного в сушилку, гасил свет и после фразы: «Ну, что солдат, делаю тебе замечание с занесением в грудную клетку», – начинал избивать бойца. Но такой метод не подходил в отношении Батышева, а времени на его подготовку к полигону не было, тем более что поставленных задач перед дивизионом всегда хватало, а в редкие выходные хотелось просто отдохнуть и не заниматься артиллерийской наукой, как этого требовали от Батышева. Гильдин все понимал, но поделать ничего не мог.

– Товарищ подполковник, – обратился к нему Смолин. – А почему у вас лейтенант ничего не знает? Он тут стоит и тупит на меня, будто в первый раз видит.

– Виноват, товарищ полковник, – Гильдин знал, что пререкаться с начальником бесполезно, поэтому в подобных ситуациях использовал только три слова: «есть», «так точно», «никак нет».

– Да, виноваты! – теперь Смолин начал орать. – И хочу поздравить вас с итогами полигона: за плохую огневую подготовку вы и все офицеры вашего подразделения лишаетесь квартальных! – затем от комбрига последовал стандартный набор фраз и выражений в адрес Гильдина и его «долбаного дэвизиона». Обычно в таких случаях сознание Гильдина благополучно улетало куда-то – лишь бы подальше от слов начальника. Как правило, он представлял себя в отпуске или бездумно смотрел на какой-нибудь предмет.

На этот раз он засмотрелся на панораму, что открывалась с обустроенного на вершине командного пункта. Внизу расположилась живописная долина, где сопки шли вдоль густого леса одной сплошной грядой. Кроны деревьев сонно качались от прикосновений летнего ветра, шепот, издаваемый листьями, ласкал слух и был подобен тихим и мелодичным голосам, напевающим старую забытую песню. Незаметно для окружающих все внимание Гильдина переключилось на долину, и теперь его слух был направлен на колыхающееся зеленое море, и на мгновение весь остальной мир перестал существовать – только шелест ветвистых волн. Казалось, что под кронами берез был спрятан целый город, наполненный неизведанными чудесами и удивительными жителями. Гильдин готов был поклясться, что слышит голоса его обитателей, они просили спуститься с вершины сопки и вкусить вместе с ними дары, ниспосланные богами. Конечно, он мог принять этот зов за обман слуха. А между тем порывы ветра немного усилились и отодвинули в сторону ветви крупного дерева. Под аккомпанемент завывающего теплого потока Гильдин стал присматриваться к подножию березы, он был уверен, что если ветви отодвинутся еще немного, то приоткроют завесу тайны и он увидит новый мир, скрытый под лесным океаном. Сейчас ему больше всего хотелось принять приглашение шепчущих голосов и оказаться там. Но ветер изменился, и крона дерева вновь заслонила обзор той лужайки, где скрывался призрак таинственного города.