Дарина Грот - Александра

– Так, – Слава сделал паузу, – а если он не возвращается?

– Он всегда возвращается, – Саша была серьёзна как никогда. – Всегда.

Девушка одернула рубашку, бросил еще один странный взгляд на брата и пошла в дом.

3:30:45 утра. Аня только недавно уснула, утомлённая долгими попытками укусить себя за локти. Она была в таком состоянии безысходности, не зная, как исправить то, что натворила по своей дурости. Она всегда любила Макса, ведь он был золотой человек, добрый и ласковый, редко когда спорил с ней, всегда шел на уступки, баловал ее, как только мог. Черт ее дернул связаться с этим Альбертом! Хотела ведь просто развлечься, не дать зайти дальше, чем флирт и все так ведь и было. Но именно в тот день флирт закончился у нее дома. Как так получилось Аня не знала. Что нашло на нее? Просто в какой-то момент она не смогла остановиться, как алкоголик, выпивая пару рюмок, уже потом не может остановиться, пока не прикончит все, что есть у него спиртосодержащего. Аня успокаивала себя тем, что хоть Альберт-то у нее есть. Конечно, она не испытывала тех любовных чувств к нему, которые испытывала к Максу, но он тоже был неплохой партией. Не нравилось ей, что Альберт старше ее на 15 лет. Это огромный минус. Ей только 22, а он, 37-летний, почти старик. Старик! И Аня снова пускалась в слезы, коря себя за глупость. Но она не знала и не могла знать в силу своего юного возраста, претенциозного желания постоянно быть балованной мужчинами, в силу доверчивости к людям, в силу чувства самозначимости, что Альберт добившись поставленной цели, будучи человеком женатым, имеющим 3-х детей: первого от первого брака и двух от второго брака, о чем Анна знать по понятным причинам не могла, стер контакты Ани из своего телефона, больше не желая с ней видеться. Зачем? Чем еще смогла бы удивить его, зрелого мужчину, 22-летняя девчонка? А ее юное тело, ненастное и малоопытное, он уже имел возможность видеть и чувствовать.

В ту ночь каждый долго мучился, прежде чем ему или ей удавалось забыться сновидениями. В ту ночь Аня уснула позже всех, сама даже не понимая, спит ли она или бредит.

Ровно в 3:30:45 дверь ее комнаты приоткрылась на предельно маленькое расстояние: в появившуюся щелку могло пролезть только два пальца. Остановившись на таком расстоянии, дверь застыла, словно ее посадили на огромные саморезы и прикрутили к полу и потолку. Недвижимая, залитая сверху бетоном. Аня спала, ворочаясь, что-то шепча. Она не слышала, как противно и душевыворачивающе скрипнула дверь. Не видела она как та самая дверь застыла в посмертном покое. Не заметила она, что комната наполнилась запахом цветущего чертополоха, а за ним канатцем вползла черная мгла, извиваясь руслом реки.

Медленно, не касаясь пола, черное, гибкое веретено подползло к кровати. Обвилось вокруг кроватной ножки и поползло вверх. Беззвучно, бесчувственно для мира оно прошло под одеяло и, не прикасаясь к коже, обвилось вокруг выскользнувшей из-под одеяла правой ноги Ани, чуть сжимая пульсирующие икроножные мышцы, но все еще не дотрагиваясь. Отрывистыми изображениями, появляясь и исчезая, шипя как внезапно включившийся телевизор, не подключенный к антенне, веретено покрывалось черной змеиной кожей, а начало его обрело форму клиновидной головы. Из чуть приподнятой верхней челюсти, образующей маленькую дырочку, медленно появлялась токая, длинная, блестящая «нитка», конец которой тут же раздвоился, явив собой змеиный язык. Змея приподняла голову, а затем и четверть верхней части тела, постоянно высовывая язык, щупая воздух, улавливая мельчайшие частицы.

В комнате раздался звук погремушки на конце змеиного хвоста. Аня ничего этого не слышала, забывшись сном. Погремушка, словно отрепетировав в самом начале мелодию, постепенно вошла в уже знакомый темп. Язык все чаще показывался из опасного рта, более влажный, более нервный. Кончики рогатки лизали воздух, тут же исчезали во рту гремучника, размазывая по нёбу все что им удалось поймать. И тут же появлялись снова, выискивая новые частицы. Тут, как только язык в очередной раз исчез во рту змеи, все замерло. Змея не шевелилась, вкушая пойманные частицы, все еще тщательно перетирая их о свое нёбо. Ее пасть стала открываться, погремушка ускорила темп, переходя в вальсовый. Раз-два-три. Раз-два-три. Пасть открывалась шире. Раз-два-три. Раз-два-три! Показались удивительно белые клыки, раскрывающиеся с верхней челюсти, встающие вертикально. С острых кончиков на простыни опустилась капля желтовато-прозрачной жидкости. Мокрое пятно на ткани тут же почернело и, испустив струйку густого сизого дыма, оставив дырочку с опаленными краями, исчезло.