Дмитрий Петелин - Эфир

Мария больно ударила меня в плечо. Дружеский жест.

– Слушай сюда! – Скомандовала она, – С домовыми знаешь, что самое главное? Главное, чтоб всё было, как им нравится. То есть, по-старому. Не надо ничего менять, ясно? Провода не надо никакие трогать, например! Тогда их не видно и не слышно! Будешь ходить себе, работать спокойно и всё!

Я хотел спросить, откуда такая осведомленность в оккультных вопросах, но Мария меня прервала:

– Сейчас всё нормально, даже голову не забивай. Выходи завтра спокойно на смену, выпускай рекламу, бухни чутка и ложись спать в новостной. Главное, ничего не трогай больше.

Потом Мария довольно бесцеремонно выпроводила меня с радио, не дав даже вызвать такси. Сказала, что она устала, ей надо расстегнуть ширинку и прилечь, а я мешаю.

По пути к остановке я думал, что всё не так уж и плохо. Проблема вроде как решена, и для этого даже ничего не пришлось делать. Путь к сердцу Наташи, а также вглубь её декольте открыт.

Еще вспомнилось, как я ночевал как-то у друга в деревне. Жил он там в какой-то древней развалюхе, оставшейся от бабки. И перед тем, как мы легли спать, он мне с удовольствием рассказывал, что решил как-то днем вздремнуть часок-другой, и во сне кто-то попытался его придушить. Он проснулся в холодном поту от того, что не хватает воздуха, вскочил с постели, но рядом никого не увидел. Повторилась такая история несколько раз. Он, не будь дурак, пожаловался какой-то старухе-соседке, а она сказала, что это пошаливает домовой и надо его задобрить. Посоветовала разбросать по углам мелочь и конфеты, что мой друг и сделал. И помогло ведь. Больше его никто не душил. Да и я переночевал у него спокойно, впрочем, ни одному его слову не поверив. Сейчас бы я эту историю, наверное, по-другому воспринял.

Я уже сел в автобус и был на полпути домой, когда в кармане завибрировал мобильник. Звонила Мария.

– Да, вот еще что забыла, в грозу на крышу не вздумай больше выходить.

– Почему? Домовой рассердится?

– Нет, Петя, – вздохнула Мария, – потому что молнией так ёбнет, что только подошвы останутся.

Весь следующий день я провел в мучительном предвкушении. Аппетит пропал, ноги не слушаются, в животе как будто атомные испытания проходят. Куда ни посмотрю, везде вижу Наташу. С утра, рядом со мной в постели – Наташа, божественно нагая. Днем, в институте, рядом за партой – Наташа, в неприличной мини и кофточке с вырезом. Сидит, положив ногу на ногу, одной рукой подпирает подбородок, а другой под столом незаметно задирает край юбки, игриво демонстрируя божественные бедра. На улице мимо идут одни Наташи, некоторые одеты, некоторые не совсем, некоторые одеты в костюм леди Годивы. Тот, что для конных прогулок. Главное, что все неподражаемы и ослепительны.

В институте я дважды столкнулся с настоящей Наташей и дважды с трудом её распознал. Мы договорились об экскурсии на радио еще тогда, у буфета, но сейчас оба раза даже не вспомнили об этом.

Больше всего на свете мне хотелось наброситься на неё с вопросами:

– Ну что, ну что? Ты помнишь? Все в силе? Ты придешь, да? Придешь ведь, правда? Не забудешь?

Но я, к счастью, уже допер, как играть в эту игру. Поэтому мы перекинулись парой слов и я, приложив нечеловеческие усилия, сделал вид, что у меня, например, ничего экстраординарного не происходит и умудрился до последнего даже не заикаться о предстоящей ночной встрече. И только, когда Наташа собралась попрощаться и оскорбленно уйти, спросил, какой напиток она сегодня желает пить.

– На твой вкус, – хмыкнула она и растворилась в толпе других, воображаемых Наташ.

Раньше я был далеко не так мудр и совершенно точно всё испортил бы назойливыми звонками по телефону, излишним энтузиазмом и всякой дурью, вроде прилюдного даренья цветов. Это все, конечно, нужно, но потом. И в малых дозах. Иначе, есть очень большой риск стать обожаемым и горячо любимым другом. Не могу и посчитать, сколько раз это со мной происходило, пока я не поумнел и не осознал всю глубину и справедливость Степиного откровения относительно общения с прекрасным полом:

– Не надо ничего говорить! Ты хватай их просто и…! – дальше Степа жестами показывал, что надо делать с прекрасным полом. Понять я сумел не всё, но там точно было засовывание языка в рот партнерше на глубину где-то полметра, безжалостное, до синяков, ощупывание груди и ягодиц, бросок через бедро и сам акт любви, исполненный то ли мартышкой, то ли кроликом, то ли перфоратором.