Елизавета Сагирова - Вниз по течению. Книга первая

Натка свернула в арку ведущую со двора на улицу и здесь в последний раз заколебалась. Когда она только покинула подъезд злая и разгорячённая, в одежде ещё хранящей квартирное тепло, то почти не почувствовала холода, но в узком арочном пространстве ей навстречу потянуло такой промозглостью вперемешку с мокрым снегом, что она остановилась будто налетев на стену. Остановилась, и только сейчас увидела, что изо рта у неё вырывается пар.

Стало быть, пока они с Володькой, затарившись беленькой, два или три дня не совали носа на улицу, столбик термометра упал ниже нуля. Начиналась зима. А зима, здесь, в Сибири, не шутит с людьми, оказавшимися к ночи без крыши над головой.

Натка обхватила себя руками за худые плечи. Перчатки! Перчатки остались в сумке, сумка осталась в Володькиной хате, хата осталась в нескольких подъездах позади… но на самом деле гораздо дальше – в прошлом. Это прошлое она уже отрезала от себя, приняв решение не возвращаться. А свои решения Натка меняла редко, пусть такая черта характера и была нетипичной для человека, пребывающего на второй, а может быть уже и на третьей стадии алкоголизма. Так или иначе – о перчатках можно забыть. Беда только в том, что и со всем остальным дела обстояли не лучше.

Куртка – тонкая, осенняя, затёртая местами чуть ли не до состояния прозрачности. Под курткой свитер с высоким горлом, что обнадёживает уже чуть больше, но не настолько, чтобы не беспокоиться о предстоящей ночи. Джинсы… ну джинсы и есть джинсы, какое с них тепло? Ботинки – это вообще песня! Каши ещё не просят, но промокают при одном виде луж. Впрочем, сегодня лужи покрылись тонкой коркой льда, припорошённого снегом, но стоит ли этому радоваться? Шапка – её нет. Есть только волосы сосульками – золотистые от корней до ушей, и чёрные от ушей до лопаток.

В арку с улицы свернул мужчина. Втянув голову в плечи, и сунув руки в карманы, он наверняка спешил домой, торопился укрыться от наступающей ночи в уютном квартирном тепле. Обычно Натка не завидовала таким счастливчикам – зависть не несла в себе ничего кроме боли, поэтому и испытывать её не имело смысла. Но сейчас стало обидно. Не завидно, а именно обидно, потому что она не могла вспомнить, когда последний раз ей хотелось куда-то спешить. И не то желая мстительно задержать прохожего-торопыгу на холоде хоть на пару лишних секунд, не то пытаясь таким образом на миг приобщиться к его сытой домашней жизни, Натка шагнула вперёд.

– Извините…

Мужчина неловко затоптался перед вдруг возникшим препятствием в виде худой растрёпанной девицы, прищурился, всматриваясь в её лицо… и почти сразу брезгливо отступил на полшага. Натка не обиделась, она уже привыкла к такой реакции посторонних людей. Трезвых людей, порядочных людей. Как же ещё им было на неё – такую – реагировать?

– Извините, – смиренно повторила она, стараясь ненароком не дохнуть в сторону мужчины, – Вы не подскажете как пройти на вокзал?

– На вокзал? – отвращение сквозило в голосе прохожего, – На вокзал ехать надо. Остановка…

– Мне пешком только, – перебила Натка, и опустила голову, чтобы больше не видеть лица прохожего, на котором всё отчётливее проступало раздражение. Полупьяная неряшливая девка, у которой нет денег даже на автобус, была явно не тем, на что ему хотелось тратить своё время.

– Пешком вон туда! – он небрежно махнул рукой вдоль улицы, – А там спросишь.

Натка смотрела вслед торопящемуся мужчине, пока он не скрылся в ближайшем подъезде. Куда «туда» она не поняла, но решила пока пойти наугад, просто чтобы двигаться, чтобы греться, и чтобы не дать похмелью, которое уже дышало в спину, догнать себя. Сейчас хотя бы так не дать. А уже потом, когда она доберётся до вокзала, до тепла, до привычной и почти милой сердцу среды, тогда сможет подумать и о более действенных методах. На вокзале могут быть знакомые, могут быть незнакомые, но такие же как она – свои, те, кто не будет брезгливо смотреть и торопиться уйти, те, кто поймёт её состояние. Свои сумеют помочь, пригласить, угостить, налить… и неважно кем они будут, загулявшей ли компанией, или бездомными завсегдатаями вокзального быта.

Натка зашагала по тротуару, спрятав руки под мышки. Прохожих было мало, и шли они в основном по другой стороне улицы, той, где призывно светились витринами магазины, но Натка не спешила переходить дорогу. Ей вдруг подумалось, что она вспоминает, как они с Володькой проезжали здесь на автобусе. Кажется, она видела в окно вон то угловое здание с потрескавшейся облицовкой… а значит, автобус мог вывернуть из-за него, и вокзал где-то в той же стороне. Есть ориентир!