Елизавета Сагирова - Вниз по течению. Книга первая

Оживлённый центр остался позади, пустела проезжая часть улиц, последние прохожие торопились в свои тёплые квартиры, гасли жёлтые окна домов – город засыпал. Городу было всё равно, что на его остывающих улицах остались те, кому некуда пойти.

Натка увидела, как впереди открылась, выпуская манящий свет, дверь подъезда, и почти бегом бросилась туда. Повезло – выходящий из дверей человек торопился и не обратил на неё внимания. Полчаса в тепле, прижавшись к батарее, в полуобморочном состоянии начинающегося тяжелейшего абстинентного синдрома всё-таки подарили Натке силы для последнего рывка. Для последнего, потому что здесь жилые дома заканчивались, и за знакомым поворотом возле храма, начиналась безлюдная и бесконечная промзона с её мертвыми синими огнями.

Оставшийся час пути почти стёрся из Наткиной памяти. Она урывками помнила блеск снега под фонарями, гудок автомобиля, под который чуть не попала, свою тощую тень на мёрзлом асфальте, и холод, холод, холод! Холод теперь был везде, он вытеснил из окружающего мира всё остальное и стал Наткиной единственной реальностью. Жестокой реальностью, заставляющей через силу переставлять дрожащие ноги, не позволяющей остановиться или хотя бы замедлить шаг, не делающей скидок на её бешено колотящееся сердце и пульсирующую болью голову.

Когда перед затуманенным взором показался знакомый вагончик, Натка не сразу поверила, что всё-таки дошла. Сокращая последнее расстояние до своей цели, она всё ждала, что уютный жёлтый свет его окон вдруг начнёт отдаляться по мере её приближения, как отдаляются от заблудившегося путника болотные огни. Ей было уже всё равно что скажет Митрий, как отреагирует на её появление – стыд пропал. Стыд и так последние годы не особо-то часто напоминал о себе, хоть и были в Наткиной жизни для него причины – много причин! Но о каком стыде может идти речь, когда ты чувствуешь, что от холода густеет кровь в венах?

С трудом сгибая в коленях коченеющие ноги, Натка поднялась на маленькое самодельное крыльцо и почти упала на дверь вагончика, прижалась к ней всем телом, как прижимается утопающий к борту подоспевшего ему на помощь корабля.

Перевела дыхание и постучала.

Дверь открылась не сразу и сердце Натки начало переполняться страхом. А если Митрия сейчас нет в вагончике? Но свет в окнах… может ли быть такое, что бородач, уходя, оставляет его включённым, чтобы создать видимость чьего-то присутствия дома и не искушать воров? Очень даже может! Но тогда её дела плохи…

Чувствуя подступающую панику, Натка попыталась сжать уже негнущиеся от холода пальцы в кулаки, чтобы забарабанить в дверь изо всех сил, когда услышала за ней шаги. Чуть не расплакавшись от облегчения, торопливо позвала:

– Митрий! Мить! Это снова я! Впусти пожалуйста, замерзаю!

Дверь начала открываться с мучительной медлительностью, тогда Натка, изнывая от желания поскорее оказаться в тепле, надавила на неё ладонями, и, не дожидаясь приглашения, ввалилась внутрь, уже не беспокоясь о том, как будет воспринято её появление.

– Эй! Какого хрена?!

Грубый чужой голос ударил по ушам, и она испуганно вскинула глаза… на незнакомого взъерошенного мужчину в трусах и майке. Он грубо схватил её за плечо.