Чарльз Линдли - Книга привидений лорда Галифакса, записанная со слов очевидцев

Олень, щипавший траву неподалеку от дороги, заметив меня, убежал прочь. Около мили ехал я по пологому склону холма, и внезапно после резкого поворота прямо передо мной возник дом. Это было приземистое здание с остроконечной крышей и старомодными решетчатыми окнами, отделенное от парка спускавшимся террасами садом. У угла дома росло несколько высоких деревьев, отбрасывавших на дорогу густую тень, так что все находившееся за ними тонуло в темноте. Услышав лай собаки и увидев свет фонаря, я проехал под аркой во внутренний двор. Конюх, очевидно, уже поджидавший меня, подошел, чтобы увести лошадь. Открылась дверь, на пороге стоял Л., которого я не видел столько лет. Он почти не изменился, и на его лице светилась радость. Взяв за обе руки, он втянул меня внутрь, сняв с моей головы шляпу, внимательно оглядел и затем на одном дыхании выпалил, как рад меня видеть, и как чудесно мы вместе проведем время. Сказав все это, он провел меня через обшитую деревом приемную, затем по дубовой лестнице в приготовленную для меня комнату. Когда я спустился, все уже сидели за столом, но мне оставили место рядом с леди Л. Кроме хозяев там были две их дочери, капеллан и еще несколько гостей, чьих имен я не припомню.

Обед проходил за оживленной беседой; после многочисленных вопросов о моей жизни в Индии разговор перешел на политические темы, касавшиеся индийских границ, особенно с Афганистаном. Затем заговорили о потребностях и настроениях коренного населения Индии, в связи с чем кто-то упомянул некоторые недавно опубликованные истории, возбудившие большой интерес. Меня спросили, разделяю ли я убеждение автора относительно того, что некоторые явления, происходящие среди коренного населения, не могут быть объяснены иначе, чем вмешательством духов. Я высказал свое мнение, несколько колеблясь, и привел факты, о которых мне было достоверно известно. Тут вступила в разговор леди Л., заявив, что подобные истории не слишком приятны, и, несмотря на протесты дочерей, пригласила дам в гостиную, попросив нас не засиживаться долго за сигарами. Беседа, прерванная таким образом, потекла в другом русле, вернувшись к моей службе.

После обеда мы немного послушали музыку, сыграли партию в вист, затем дамы поднялись наверх, мы же с Л. вновь отправились в курильню, где проговорили допоздна. Думаю, было около трех, когда мы отправились спать. Очутившись в постели, я уснул так крепко, что слуга на следующее утро не смог меня добудиться, и я проснулся только в начале десятого.

После завтрака Л. повел меня на прогулку по примыкающей к дому части парка, который отличался удивительным разнообразием ландшафта. После нашего возвращения и просмотра газет я попросил старшую дочь хозяев, Элизабет, показать мне дом, что, казалось, доставило ей удовольствие. Это был действительно внушительный особняк, хотя снаружи он казался больше, чем был на самом деле. К дому одним концом примыкала конюшня. Комнаты были отделаны деревянными панелями, по стенам висели картины. Были там изображения Карла Первого и графа Эссекса, фаворита Елизаветы, находившегося, как говорили, в каком-то родстве с этой семьей, а также множество портретов, среди которых был и портрет одного из предков, обезглавленного якобы за измену во время религиозных и политических конфликтов шестнадцатого века.

За часовней располагалась ризница, где мы застали капеллана, который что-то писал; оттуда шла узкая винтовая лестница, ведущая в его спальню и в темную мансарду или чулан, откуда не было выхода. Моя проводница предложила подняться по лестнице, пройти через комнату капеллана, которая смыкалась с галереей, и затем по галерее дойти до другой части дома. Мы так и сделали, но, когда миновали галерею, она остановилась и сказала:

– Вам стоит взглянуть на чердак.

И, открыв дверь рядом с гардеробной леди Л., Элизабет провела меня по узкой лестнице в обшитую деревом мансарду, шедшую вдоль всего дома. Наверху были видны потолочные балки, окна двух глубоких эркеров выходили в сад. На стене кое-где висели ковры, в нишах стояли два или три дубовых сундука, стулья с высокими спинками, а также старинная кровать с резными столбиками. Дверь в конце галереи вела в обшитую деревом комнату, где, как сообщила мне проводница, ее отец хранил книги и бумаги и иногда уединялся, чтобы его не беспокоили. Я спросил, спит ли кто-то в какой-нибудь из комнат, на что она ответила, что обычно это помещение пустует, за исключением комнаты отдыха, хотя иногда они с сестрой поднимаются сюда со своим рукоделием.