Мелисса Алберт - Страна ночи

Поезд был битком набит подростками в дорогой обуви, слишком самоуверенными с виду. Лица у них так светились, что хотелось надеть темные очки. Когда-то я чувствовала себя моложе их, теперь – старше, а вот ровесницей им никогда не была. Я и сама не знала, сколько мне лет. Я втиснулась на сиденье между парнем, с важным видом читавшим потрепанный томик «Сиддхартхи», и женщиной, по виду религиозной, склонившейся над ребенком. Огоньки метро бегали зелеными зайчиками по ее гладким темным волосам. На Восемьдесят шестой я вышла и оказалась в своей прежней жизни, в Верхнем Ист-Сайде.

Мы жили здесь, когда Элла вышла замуж, и я ненадолго попала в частную школу. Теперь я опасась, как бы не встретить здесь кого-нибудь из своего прошлого, но в толпе женщин в летних платьях, мужчин в костюмах и туристов с дикими прическами, еще мокрыми после душа, знакомых лиц не было. Летнее солнце долго не желало сдавать позиций, но теперь наконец ушло. Я направилась прямиком к Центральному парку, обошла кругом и оказалась перед домом, где он когда-то жил – прямо через дорогу.

Давно я уже не бывала здесь. Раньше я всегда старалась сделаться как можно незаметнее, но теперь уже не думала об этом. Я ведь так изменилась. Выросла на целый дюйм, и волосы у меня теперь темнее и острижены выше плеч.

Здание выглядело так же, как всегда: внушительное и неприступное. Ничто не напоминало о том, что здесь когда-то жил этот мальчик, со своими книгами и мечтами, с беспокойным сердцем, а теперь он так далеко, что никакие деньги не помогут его разыскать и никакая тоска не вернет.

Что бы подумал обо мне сейчас Финч? Он ведь стольким пожертвовал, чтобы спасти меня от моего внутреннего чудовища. Что бы он подумал, если бы увидел, как я пытаюсь стать чудовищем снова? Я сама не знала, чего ждала, когда шла сюда, но теперь чувствовала какую-то опустошенность – словно позвонила на уже несуществующий номер. Никакого тайного знания мне не открылось, никакой последней главы. На краткий миг я наконец-то ощутила уверенность – в нем. Но теперь, когда я стояла и смотрела на равнодушный фасад, от этой уверенности не осталось и следа. Он далеко. Его больше нет. Письмо в книге – это всего лишь буквы на странице.

И те трое из Сопредельных земель мертвы.

А я утром счищала кровь с зубов.

Было уже поздно, к тому же у меня были и другие, еще более веские причины спешить домой, но парк лежал передо мной лоскутным одеялом из светлых и темных кусочков и манил к себе, тем более что у меня было так паршиво на сердце. Здесь мы с Финчем как-то гуляли вместе. Точнее, бежали. От страшной сказки, развернувшейся прямо на тротуаре, от первой мимолетной встречи с Сопредельем. Я тогда еще не понимала, что бегу от самой себя.

Теперь я шла по дорожкам парка одна, вдыхая сладкий, отравленный городской воздух. Какое-то время брела вдоль воды, а потом свернула к лужайке. Парочки целовались на скамейках или тыкали пальцами в телефоны. Какая-то маленькая девочка, слишком маленькая, чтобы гулять одной, внимательно смотрела на меня с вымощенной камнями набережной. Когда мимо проносились бегуны, я машинально оборачивалась: посмотреть, кто за ними гонится.

Откуда-то долетала музыка. Серебристая, как звон бокалов с шампанским, она плыла по воздуху вместе с легким ветерком. Я долго шла за ней, ожидая, что вот-вот увижу ночную свадьбу, освещенный танцпол. Но я так и не поняла, откуда же она звучит.

Было так поздно, что уже скорее рано, парк давным-давно закрылся. Я чувствовала тяжесть во всем теле – на меня сегодня навалилось столько всего, что непонятно, где только помещалось. И горе грызло потихоньку, и страх, хоть я и отгоняла его, и вопрос, к которому я вновь и вновь возвращалась в мыслях: что же я все-таки сделала прошлой ночью? Что именно София называет «ничего страшного»? Я пыталась отмахнуться от всего разом, но чувствовала, что вот-вот сорвусь, и мне хотелось оказаться дома раньше, чем это случится.

Я вернулась к метро. Было уже поздно, поезда до Бруклина пришлось ждать целую вечность. Когда же он наконец подошел, вагон был почти пуст. Только несколько запоздалых пассажиров сидели в разных концах: подросток, слушавший хип-хоп в телефоне, мужчина в одежде парамедика и женщина со старомодной детской коляской – она дремала, прислонившись головой к окну. Коляска была розовой, с кружевной отделкой, и такой большой, что непонятно, как ее удалось втащить в метро. Внутри виднелось тканое одеяльце, но ребенка я разглядеть не могла.