Константин Рыжов - Звезда Маир

– Замечательный подарок, Лена! – сказала мама.

Услыхав похвалу, Подповетная улыбнулась и, чуть растягивая слова, сообщила:

– Это папа в Мюнхене купил. Он всегда привозит что-нибудь из-за границы.

– Очень, очень мило! – похвалила мама.

Повернувшись к дочери, она сказала:

– Поиграйте немного; а через пол часика зови всех к столу.

Девочки отправились в комнату Анжелики, а мама занялась последними приготовлениями к чаепитию. Потянувшись к полке за сахарницей, она неожиданно ощутила новый приступ дурноты. Сердце замерло на несколько мгновений, а потом тяжело затрепыхалось в груди, словно умирающая птица. В висках застучали противные молоточки, в глазах потемнело. «Нет, определенно со мной что-то не то сегодня!» – подумала мама. Она ощупью отыскала стул, присела и сделала несколько глубоких вздохов. Дурнота понемногу ушла, но слабость не отпускала. Наконец, собравшись с силами, мама вошла в комнату. Анжелика, Василевская и Подповетная, усадив на колени своих кукол, играли в «званный обед». Одна только Колмогорова не участвовала в общей игре. Она сидела чуть в стороне и, приоткрыв рот, вслушивалась в названия «блюд», которыми подруги потчевали своих питомиц. Подаренная ею «Барби», небрежно брошенная на пол, валялась в углу. Анжелика о ней совсем забыла. «Ну что ты с ней будешь делать!» – про себя упрекнула мама дочку, но вслух ничего говорить не стала. Да и что можно было сказать? Как дешевой «Барби» тягаться с дорогим сервизом? И это притом, что обеспеченной Подповетной подарок ровным счетом ничего не стоил, а бедняжка Колмогорова (которой родители, конечно же, не дали денег) преподнесла в дар, быть может, свою единственную куклу. Увы, ее дочь едва ли способна оценить жертву подруги. И кто в этом виноват? «Наверно, я!» – с грустью сказала себе мама. Она ушла на кухню и некоторое время прислушивалась к долетавшим до нее обрывкам разговора. По ним она заключила, что Готи имела сногсшибательный успех, и ее первый выход в свет ознаменовался подлинным триумфом. Даже «зазнайка» Подповетная с завистью призналась, что очень хотела бы заполучить на свой день рождения такую же куклу.

Улыбаясь, мама достала из холодильника торт, украсила его десятью зажженными свечами и торжественно внесла в комнату. При ее появлении девочки оставили игру и расселись вокруг стола.

– Попробуем, что у нас вышло, – сказала мама, – а заодно узнаем, какая из Анжелы выйдет стряпуха. Тесто она сама делала, я ей только чуточку помогла.

– Совсем, совсем немножко! – воскликнула польщенная Анжелика. – Да могла бы и не помогать! Я и так все знала!

Она набрала полную грудь воздуха и изо всех сил дунула на свечи. Девять из них сразу потухли, но одна, самая дальняя, только мигнула в ответ. Огонек пропал, однако, через мгновение вновь затеплился на кончике свечи.

– Эх! – расстроилась именинница, – теперь желание не сбудется!

Мама вынула из торта погасшие свечи и разрезала его на части. Следующие четверть часа разговоры почти прекратились. Слышалось только позвякивание ложек о тарелку. Торт всем понравился, и гости не скупились на похвалы. Анжелика и Колмогорова съели по два куска, а Подповетная целых три.

Напившись чаю, девочки вернулись к своим играм, а мама собрала чашки с блюдцами и ушла на кухню мыть посуду. Здесь, у раковины, ее внезапно настиг новый приступ дурноты, сопровождавшийся на этот раз острыми коликами. Боль возникла где-то под ложечкой, но почти сразу стала отдавать в грудь. Быстро нарастая, она сделалась вскоре нестерпимой. Ощущение было такое, будто ей в сердце вонзили раскаленную иглу. Мама выронила из рук чашку, оперлась спиной о дверцу шкафа и тихо сползла по ней на пол. Кухня завертелась перед глазами. Свет померк…

Мама почувствовала, что проваливается в глубокое, страшное болото и отчаянно барахтается в окутавшем ее со всех сторон липком, холодном мраке. Поначалу она была одна, но потом, то справа, то слева от нее, прямо сквозь струящуюся темноту стали проступать гадкие, наполовину человеческие, наполовину звериные лица. Неведомые чудища пялились на нее со всех сторон, ощерив в мерзкой ухмылке рты, а некоторые тянулись к ней длинными и гибкими, словно змеи, языками. Раз за разом мама старалась вырваться из окружения этих жутких тварей, но странное бессилие парализовало ее члены, а мрак между тем продолжал засасывать ее все глубже и глубже… И вот вдали замаячила еще одна фигура – женщина с ног до головы закутанная в белые одежды, лицо которой было скрыто под низко опущенным капюшоном… Потом перед ней возникло странное, изрезанное морщинами лицо маленького мальчика с огромной, совершенно лысой головой. Оно показалось маме знакомым, словно она видела его прежде в каком-то давнем, полузабытом сне. Но сколько она не напрягала память, ничего определенного ей припомнить не удалось. Кивком мальчик поманил ее к себе, и она уже готова была двинуться следом, но тут откуда-то издалека до нее донеся слабый крик дочери: «Мама! Мамочка! Не уходи!». С трудом, словно превозмогая чье-то ожесточенное сопротивление, мама начала подниматься вверх. Страшные физиономии призраков отступились от нее. Окружающая темнота, растворяясь в потоках падавшего сверху света, утратила над ней свою власть. Будто всплывая из глубины навстречу яркому солнцу, мама поднималась все выше и выше, и, наконец, вырвалась из-под власти наваждения…