Роман Родионов - Мокрый сентябрь

Нельзя было сказать, что Рим считал дядю Кешу своим лучшим другом, которому он мог бы рассказывать свои тайны (а друзей у Рима было и вправду немного, раз, два и обчелся). Однако ему ничего не стоило порой просто поддержать разговор если не в своих интересах, то хотя бы для приличия: о новостях, происходящих вокруг событиях, в чем-то даже поспорить. А иногда и просто промолчать, и он поймет и поддержит это молчание вместе с тобой. Рим знал, что дядя Кеша был тем самым человеком, который смотрел не на человека, а внутрь него, и очень хорошо понимал, расположен ли собеседник к разговору либо нет. Оно и неудивительно: в один из вечеров бариста прямо сказал, что, будучи еще молодым, он окончил институт психоанализа в Норде, располагавшимся в Северных землях. «Там готовят хорошие умы, которые сразу пристраивают к делу, не то, что в этой чертовой дыре. Тут всегда, сколько я помню, как сюда переехал, были плотники и архитекторы, и их продолжат выпускать, как книжки. Попомни мои слова, юноша, и подумай о том, что, однажды, тебе придется покинуть свой дом в поисках лучшей жизни. Правда такая – здесь делать нечего, а парень ты не промах, вроде бы». Он снова улыбнулся, на этот раз более рассеяно, с ноткой сожаления и сочувствия, затаившейся в губах. Рим ответил абсолютно такой же улыбкой, и она выглядела искусственной, но тогда дядя Кеша, к счастью, этого не уловил.

Юноша взглянул на часы. Электронное табло старомодных часов показывало 20:38. «Отлично, – подумал он про себя, – у меня есть ещё куча времени». И действительно: время, которое он мог тратить на себя, начиналось где—то с шести часов вечера, если дела не затягивались к этому времени, и продолжалось до полуночи. И для Рима следующие полтора часа не проходили незаметно: он старался вытягивать своё удовольствие из каждого отрезка времени, каждой секунды. Он не следил за ходом времени, иногда даже не поднимая левой руки и не обнажая запястье, чтобы проинформировать себя. Потому как имел необычное чутьё на его угадывание, будто кто-то внутри него сидел и следил за своими часами, и в случае чего «часовой в голове» давал юноше знать, когда уходить.

Наконец, бариста подал заказ клиенту. От весомой на вид керамической кружки, на которой явно был изображен пейзаж знакомого города, исходил аромат молотых кофейных зёрен. Хотя юноша действительно никуда не торопился, запах, накинувшийся на молодого человека, сломал механизм ожидания. «Спасибо, дядь Кеш», – проговорил Рим, в обе руки приняв кружку, содержимое которой манило и в скором времени перемешает и растворит его вместе с атмосферой вечернего города.

Скатный можно было безоговорочно назвать если не верхом мысли архитектора, который возводил его собственными мозолистыми руками, то, во всяком случае, обладающим обаянием, изюминкой местом в этом мире. В незапамятные времена это был действительно большой и красивый город, располагающийся на уклоне холма и расстилающийся далее по его протяжённой и плоской вершине. Сам холм обладает исполинскими размерами, имеющий с западной стороны продолжительный подъём, а с восточной – резкий обрыв, за которым располагается порт, примыкающий к большой воде. «Авантюрист» по факту фактическим сердцем большого существа с именем города, поскольку в прошлом столетии сюда частенько заходили большегрузные суда. Естественно, приходили они с целью забирать из района, богатого рыбой, нужный им товар, и увозили его на другой конец мира, где рыбные изделия расхватывались крупными компаниями и ресторанами, как горячие пирожки. Это было золотое время, когда маленькое и несуразное поселение выросло в гигантского монстра, который мог постоянно давать деньги в карманы больших людей, основавших порт, и бюджет муниципалитета. Небольшое семя яблока дало дерево высотой с двухэтажный дом за полгода, на котором вырастали плоды размером с человеческую голову. Во времена расцвета, в семидесятых, люди съезжались из соседних городков поменьше и деревень в поисках лучшей жизни, и, наткнувшись на золотую жилу, как пиявки, присасывались к городу. Обучившись ремеслу отлова, они оседали, в результате чего близлежащие деревни быстро опустели и вымерли, поскольку на их месте начинали строить склады либо фабрики. Город набирал невероятные темпы в строительстве и рос, как на дрожжах, как и сам порт. У входа в «Авантюрист» даже сумели пристроить из бронзы статую работника-рыболова высотой 4 метра, державшего в большой правой ладони гарпун и раскинувшего левую в сторону входа, будто приглашая зевак посмотреть краешком глаза на кухню порта, а своих работников – как можно быстрее приступить к каждодневной работе. Статуя широко улыбается во все 32 зуба, лицо смотрит в небо. Металлический плащ, развевавшийся от воображаемого ветра, оттопырился от больших, как колонны, ног. Плотные и кожаные сапоги – атрибут работников моря – будто бы неплотно прилегали к цельной статуе, хотя все же и составляли единое целое композиции.