– В Голландии, где я учился… – припомнил Говоров. – …Имеются целые «женские улицы», граничащие с городскими стенами.
– Так ведь само слово «бордель»… – уточнил Лазарев. – …От французского «bord» – «край».
– Как только не называют эти дома терпимости, в той же самой Голландии… – продолжил свои воспоминания Герман. – …И «женскими домами», и «домами дочерей», и «общими домами», и «открытыми домами», и «домами распутниц»… В то же время распутных девок именуют общими жёнами, общими бабами, бродячими дочками, продажными женщинами, развратницами, распутницами, свободными дочерями или просто милашками.
– Ребята, о какой морали вы сейчас толкуете?.. – возмутился Демидов. – …Вам-то какое дело до европейской безнравственности? Лично я, обеими руками «за» «дома терпимости». Или кто-то из вас сейчас скажет, будто бы, ни разу не захаживал к продажным девкам? Не провёл в домах развратниц и полчаса, хотя бы из чисто мужского любопытства?
– Кто бы спорил. Конечно, ходили… – вынужден был согласиться Лазарев. При этом он мечтательно закатил глаза вверх. – …Эти бестии такое иногда вытворяют…
– В каком смысле «вытворяют»? – с искренней любопытством задал свой вопрос Говоров.
– О том, что проделывают эти блудницы. Как они порой опускаются на колени и своими нежными губками… – с нескрываемым удовольствием принялся объяснять Демидов.
Однако его тотчас же оборвал на полуслове Русаков.
– Срамота это всё, и бесстыдство…
– Heren, alstublieft…
Чужой посторонний голос, прозвучавший как-то совсем уж неожиданно, заставил офицеров замолчать и оглянуться.
Сразу за спиной Говорова стоял измождённый, небритый мужчина. Одет он был в старый, потёртый, а в некоторых местах и откровенно дранный военный камзол. Сложно было определить его возраст, что-то от пятидесяти до шестидесяти лет. Руки незнакомца дрожали. Судя по говору и произнесённой им фразе, которая в переводе на русский означала: «господа, будьте так любезны…» – тот престарелый мужчина являлся голландцем.
– Чего тебе, юродивый? – на правах старшего поинтересовался Русаков.
– Ik ben een voormalig Navigator van het fregat «Fortuna»… облизнув губы, кое-как выдавил из себя оборванец.
– Говорит, что он бывший штурман фрегата «Фортуна», – пояснил Говоров, за годы учёбы немного освоивший голландский говор.
– Скажи ему, чтобы проваливал… – усмехнулся в ответ Лазарев. – …У нас в России возле каждого кабака по дюжине таких вот штурманов.
В то время как Демидов и вовсе отпихнул попрошайку в сторону. Тот обречённо, медленным и шаркающим шагом направился к выходу из харчевни.
И только Говоров сжалился над убогим голландцем. Он догнал лоскутника и протянул тому золотую монету.
– Neem dit (вот возьми).
– Heel erg bedankt… – радостно залепетал бывший штурман. – …Ik weet niet hoe ik je moet bedanken. Neem dit tenminste…
При этом осчастливленный Германом старец протянул Говорову колоду игральных карт.
Герман попытался от неё отказаться.
– Nee, dat hoeft niet (нет-нет, не нужно)…
Однако оборванец оказался чересчур настойчив.
– In alle oprechtheid (от чистого сердца)…– назвавшийся бывшим штурманом, вложил в руку Говорова ту самую колоду. – …Mijn naam is Van dey Kuist. Accepteer (меня зовут Ван дей Кюйст; прими)…
– Oké, ik neem het (ладно, возьму), – Говорову ничего не оставалось, кроме как согласиться. Тем более что в харчевню на ту минуту уже успели ввалиться семеро бородатых моряков.
При этом Герману показалось несколько странной, последовавшая за тем реакция бывшего штурмана. Дело в том, что, передав русскому офицеру порядком затасканную колоду карт, Ван дей Кюйст выглядел гораздо счастливее, нежели парой мгновений назад, когда он получил из рук Говорова золотую монету.
Меж тем вошедшие в харчевню моряки вели себя чересчур по-хамски. Они были крепко выпившими и откровенно озлобленными. Говорову отчего-то показалось, будто бы этих горе-моряков ранее выгнали из иного питейного заведения. Вот и пожаловали они сюда, дабы добрать положенную им норму спиртного, а за одно и мстительно «почесать свои кулаки».
И, похоже, предположения русского офицера имели под собой реальную почву. Кроме того, что вели себя бородатые посетители, как последние свиньи: орали, сыпали вокруг себя похабными ругательствами, брызгали слюной, с каким-то особым остервенением отшвыривали, попавшие на их пути столы и стулья, под тяжёлую руку англичан, случайно попал и сам Говоров, на тот момент, замешкавшийся с голландским попрошайкой у самого выхода.
Читать дальше