Мария Введенская - Тенепад

Марта увлекалась различного рода теориями – они развлекали ее, ненадолго утоляя жажду и пытливость ума, а также позволяя прочувствовать себя частью столь мучимого общества. Мы жертвы, но нас много . Почему-то от этой мысли всегда становится легче, но в то злосчастное утро двенадцатого октября ничто не могло скрасить ситуацию. Ни одна идея. Эрик, лежащий на полу….

Напротив, осознание себя жертвой некоего мирового заговора лишь усложнило ситуацию, заполнив легкие раздирающей ненавистью. В тот момент Марта бы предала всех страждущих побратимов без зазрения совести, лишь бы Эрик встал с пола и вытер разлившийся кофе. Потому что эта мерзкая коричневая лужа, в которой он лежал, делала зрелище еще более невыносимым. Надо всё убрать, надо замести следы…. Только об этом думала Марта, не понимая до конца, что произошло и продолжает происходить у нее на глазах.

А потом приехала «скорая», вызванная отнюдь не Мартой, а соседкой снизу, особенно остро среагировавшей на раздавшейся грохот и последовавший за ним женский крик. Конечно, этому могло быть любое объяснение, но, слава Богу, именно в то утро миссис Драгич семидесятипятилетняя словенка с волосами так похожими на гусиный пух, словно приклеенный воском к розовой лысине, уловила нечто подозрительное и опасное в том, что происходило этажом выше.

Нельзя сказать, что Марта хорошо помнила дальнейшее, потому как находилась в шоковом состоянии. Те дни, покрытые густой пеленой тумана, то превращались в один растянутый провонявший медикаментами желеобразный день, то представлялись суточной бессмысленной вереницей галлюциногенных снов.

Сколько времени она провела в больнице? Неделю? Или всего лишь час, чтобы впоследствии отправиться домой и, словно робот, совершать механические бездушные действия, как потребление пищи или сон? В любом случае конец этому безумию положил сам Эрик. Он просто вернулся, вытащив Марту из крошащей тьмы. Так кто же умирал на самом деле?

Они никогда об этом не вспоминали, потому что это разрушало. Лишь иногда аромат утреннего кофе или осенний ветер, раскрывший форточку, заставлял сердце Марты сжиматься от ужаса. Мелочи памяти…. Игра, в которую очень часто играет наш мозг. Мы не хотим этого, но водоворот уносит всё глубже на самое дно, подхватывая запахами или кадрами – такими внезапно четкими и живыми, а не пожелтевшими от старости и не запорошенными снегом. Эта игра разрывает нам грудь… но мы не можем остановиться, заткнуть сургучом, хотя и надо бы. Надо. Вместо этого, ухватываемые новым всполохом памяти, мы продолжаем опускаться всё ниже и ниже, так незаметно становясь жертвами депрессии. Мазохисты. Мелочи памяти убивают, подобно грызунам, которых так боятся слоны. Малое – злейший враг большого. Коварный и абсолютно беспощадный.

Занеся, было, кулак для удара в дверь, Марта снова впала в некоторое замешательство.

– Джоанна? – она вопросительно посмотрела на Эрика, но тот лишь развел руками.

– Или Джулиана….

Марта, округлив глаза и пожав плечами, постучала в дверь.

– Эй! Откройте!

Эрик усмехнулся и тихо повторил:

– Эй, откройте?

– Ну а что? – зашипела на него та и снова постучала.

– Там есть кто-нибудь? У вас всё в порядке?

Странно не знать имени ближайшего соседа, но этот случай был исключительным. Девушка из двести пятой переехала совсем недавно, месяца не прошло. Она обладала диковинной красотой, но казалась нелюдимой и неприветливой, а Марта никогда не навязывала своего общества тем, кто его не жаждал. Более того она действительно умела подать себя, становясь дивообразной любимицей любой компании, так что если и находился какой-нибудь случайный антагонист, Марта просто прекращала его замечать. Эрик же, напротив, всю жизнь прожил по букве закона ли, такта ли – не суть. Он просто был так воспитан – в строгости, в пуританском приличии. Единственный из его родственничков, кто относился к свободолюбивой и эксцентричной Марте по-доброму, это дед Эрика, в честь которого, кстати сказать, и назвали последнего. Жаль, что уже умер. Впрочем, все умирают. Эрик Веллер старший – он скончался через несколько дней после того, как внук угодил в больницу и так же от сердечного приступа. Но, в его возрасте этот диагноз более логичен. Воспоминания о тех днях перепутались в голове Марты. Она не могла с уверенностью рассуждать о датах, времени… сквозь пелену слез, спутанного сознания и внезапно обрушившейся радости в связи с возвращением Эрика. Марта лишь помнила очень четко, как Маргарет Веллер впервые удостоила их квартиру своим посещением. Ей особенно запало в память белое, как полотно, высохшее лицо. Мать Эрика всегда ухаживала за собой с особенным рвением, но в тот день ее лицо, нарисовавшееся в проеме, казалось постаревшим лет на пятнадцать. Она что-то сказала, а потом совершила поступок, совершенно не укладывающийся в сознании – обняла Марту и расплакалась…. Что-то говорила про похороны, а Эрик всё-время обнимал мать за плечи, но та не смотрела на него, только на Марту, которая вряд ли казалась столь расстроенной, как ожидалось, поэтому вскоре на лице миссис Веллер отразилось полное замешательство, и она ушла. Марта и сама ничего тогда не поняла, пораженная до глубины души самой сценой.