Ева Винтер - Тайна дома из костей

Помнится, год назад, на одной из ежегодных ярмарок, друзья заглянули в лавку гадалки. Когда женщина разложила карты Таро на Тайлера, лицо её стало на несколько оттенков белее, после чего она попросила его снять очки. Когда парень выполнил эту странную просьбу, гадалка отшатнулась. Причём с такой прытью, что врезалась спиной в шкаф и смахнула со стола хрустальный шар, который моментально разлетелся на куски. Ничего не объясняя, женщина вернула деньги за сеанс, даже больше чем они заплатили, а затем выставила друзей, захлопнув у них перед носом дверь. «Ну и стрёмный же ты тип» – сказал тогда Джереми Тайлеру.

Но даже после всех подобных случаев друзья не поменяли своего отношения к Таю, а наоборот, сделали из этого одну из излюбленных тем для шуток. И сейчас близнецы, театрально заламывая руки, одновременно вопили: «О нет только не это! Мои глаза! Мои глаза!».

Все весело рассмеялись, но градус напряжения в машине всё равно не упал.

Никто не хотел заходить в проклятый дом на отшибе. Но признаться в этом, всё равно что заявить о собственной трусости. А этого ни один из них сделать не мог.

Поэтому парни перекидывались шутками, словно волейбольным мячом, в надежде, что эта игра продлится ещё хотя бы немного. Будто за время промедления можно было отыскать в глубине самих себя решимость.

Вся эта история началась месяц назад, когда Сэм и Чейз услышали о проклятом доме из костей. С тех пор они никому вокруг себя не давали покоя. Постоянно искали в Интернете исторические хроники города, в которых упоминалось о пропаже людей; выискивали старые фотографии дома; делали утренние вылазки и фотографировали издалека узоры на окнах. А если коротко, то пытались связать с этим местом какие-то старые легенды.

– Это похоже на аккадский, – заявил как-то Чейз, указав на одну из фотографий оконных рам дома, увеличенную таким образом, чтобы можно было разглядеть странные символы.

В тот день они, в очередной раз, разместились на чердаке близнецов. Здесь была целая библиотека, состоящая в основном из кельтских мифов, исландских саг, книг о древних сооружениях, храмах и религиозных обрядах, а также словарей с кратким описанием богов, духов, чудовищ и героев о которых упоминалось в разных уголках мира. На стенах висели фотографии древних памятников, символов, оружия, странных древних книг, о которых ходили жуткие истории, а также карты: новые и старые, где ещё даже города и материки назывались по-другому.

– Ака… что? – переспросил Тайлер, запнувшись таким образом, словно оставшаяся часть слова переломала ему язык.

– Аккадский язык, – любезно пояснил Сэм.

– А, ну конечно! И сразу всё стало ясно! – В свойственной только ему язвительно-раздражённой манере протянул Тай. – Это, по-твоему, должно было что-то прояснить?

Кайлеб ещё никогда не слышал, чтобы кто-то умел говорить так, как это делает Тайлер. Его слова казались штыками, которые он всаживает в собеседника. В этом заключалась ещё одна причина, по которой окружающие сторонились парня.

– Аккадский – это один из мёртвых языков. Раньше был разговорным языком вавилонян, аккадцев и ассирийцев, которые населяли Месопотамию, – любезно пояснил Джереми.

– Клинописный язык. На нём написан эпос о Гильгамеше, миф об «Энума Элиш» и куча всего другого.

– Похож, но это не он, – заявил Чейз, вытаскивая из стола снимок с изображением аккадской письменности. – Взгляните сюда, – он положил этот снимок рядом со снимком узоров оконных рам. – Видите? Клиновидные символы аккадского языка отличаются. Они ровные, а в узоре на оконных рамах на этих клиновидных символах имеются засечки, словно шипы. Такого нет в аккадском. Кроме того, я нашёл несколько символов, которые вообще нигде раньше не встречал. Вот эти, – он указал пальцем на три фотографии.

Парни нависли над изображениями, пристально разглядывая их. Будто если смотреть достаточно долго, то символы сдадутся и сами выложат все свои тайны.

Их было всего три. Один в виде серпа на заднем фоне которого изображён круг. От круга по возрастающей расходятся тринадцать лучей. Второй символ представлял собой треугольник, в центре которого пересекалось два месяца, повёрнутые в противоположные стороны, как изображения растущей и убывающей луны. Справа и слева от символа расходилось по шесть лучей, разбитых в две группы, по три луча в каждом. Сверху был только один луч, а всего их было тринадцать. Третий символ в форме квадрата. Внутри него жирная точка, из которой расходятся тринадцать лучей.