Самара Мо - Биф Веллингтон, или На..й готовку

– Я и не считаю. – Она нагнулась, не отрывая от меня взгляд, побуждая рассказывать дальше, и выудила из-под стола налитый доверху бокал с белым вином. Отхлебнула. Скорчилась, но больше ничего не сказала.

– Ничего нового я тебе не поведаю. А для меня под столом бокал не припасён? Случай-то неординарный. Быть приглашённой к тебе в гости…

– Тебе не стоит пить. Мне известно о твоём пристрастии и том, что ты частенько наведываешься в бабкин погреб за бутылочкой-другой. Но тебе пора остановиться и прекратить гробить свою жизнь.

– А не пошла бы ты в жопу со своими нравоучениями?!

– Просто расскажи всё, что знаешь, и я не стану комментировать твои опухшие глаза.

– Только зря отнимаешь моё время. Но если тебе так надо, слушай. Как и прежде, она шастает ночами по полям за домом. Иногда, я думаю, довольно далеко углубляясь в чащу леса. Шастает в одной изорванной сорочке, давно уже не белой. Со взъерошенными, распущенными волосами и отсутствующим взглядом. Появляется под утро с налипшей на босые ноги грязью. Я так понимаю, это у вас семейное. Иногда замечаю на ней порезы и запёкшуюся кровь. Но что с того? Мне нет до этого дела. Если честно, я удивляюсь лишь одному: как в наших краях ещё не появилось легенды среди местных о ведьме, выползающей под светом луны. Это просто удивительно! К тому же она почти ослепла, наверное. Глаза затянуты какой-то белёсой пеленой, но она довольно неплохо ориентируется в доме и даже за его пределами.

– Конечно. Это же её дом.

– Ага. Бесспорно. Но ты знала, что она врезается в стены, ходит, выставив руки вперёд? Мне кажется, она видит что-то временами. Возможно, нечто вроде проекций её больного сознания, до которых пытается дотянуться, несмотря на существующие преграды. А потом я слышу, как она хнычет, но как-то совсем не жалобно. Скорее зловеще. А может, она там и не плачет вовсе? Мне плевать. У меня мурашки от неё уже давно. Наверное, с тех пор, как повзрослела и поняла, что подобное поведение не считается нормальным. Я не подхожу к ней узнать, что случилось и в чём причина этих её «приходов», если тебе интересно. Никогда. Как бы сильно она ни ударилась. Не хочу во всём этом участвовать. И жалости к ней не испытываю. После всего того, что она сделала со мной. После всего, что ты допустила.

Когда я закончила рассказывать, руки мои тряслись от гнева. Тем более от того, что тётка заставила меня произнести слова, которых говорить не стоило. Казалось, ещё мгновение, и я заскриплю зубами, пытаясь сдержать злость, но Офелия как будто именно злости от меня и добивалась. Ни один мускул на её лице не дрогнул даже после того, как я обвинила её в травме, нанесённой мне в далёком детстве. Боль, которую я вовсе не стремилась отпускать. И не пыталась прощать.

– Всё то, что ты рассказываешь, мне действительно известно.

– А я о чём? Хватит! Вижу, у тебя не было веских причин звонить мне и приглашать к себе домой. То, что и без меня знаешь, могла бы выведать и по телефону. Так что идите вы обе куда подальше. Понятно?

Я спрыгнула с кресла, забыв о ноге, не дожидаясь ответа, и тут же поплатилась за это жгучей болью. Желание покинуть её дом повело меня вниз по ступенькам с веранды. Она не попыталась остановить меня, приняв всё то, что я выплеснула. И тут увидела крест, вырезанный из кости какого-то африканского животного, валяющийся на тропинке. Но… как же не заметила его прежде? Я точно помнила, что дорожка была пуста, когда поднималась по ступенькам. Никчёмный и забытый, он заставил меня остановится. Подняла его, ощутив холодную тяжесть серебряной цепи, и оглянулась на тётку, всё так же восседавшую на еле покачивающихся качелях.

– Эти насекомые всегда были там, но… в последнее время, мне кажется, стали проявлять ко мне более настойчивый интерес. Будто я их чем-то заинтересовала. Стала пахнуть по-другому, может. А может… – вдруг вспомнила я, сжимая крест в ладони.

– Зачем ты остановилась?! Продолжай. Что «может»?

– Может, просто время пришло. Это я хотела сказать, хотя и не знаю почему.

– Подойди ко мне, детка. – Пожилая женщина тяжело вздохнула и поманила меня к себе рукой с зажатым в ней цветком. – Не нужно уходить. Никто тебя не гонит. Только ты сама. Я не желаю тебе зла и не хочу, чтобы ты ненавидела меня за что-то. Придёт время, и всё поймёшь сама. Но ты не права. Оно ещё не пришло.

К чему обманывать себя? Я хотела хоть ненадолго побыть под её защитой, вдали от дома, и потому двинулась обратно, но в кресло садиться не стала. Села рядом с ней прямо на цветы. Хотелось ощутить теплоту, которой не ведала ранее. Хотелось, чтобы тётя успокоила меня. Я протянула ей крест. Она приняла его, не сказав ни слова.