В этот момент он резко выскочил из кустов.
Лошадь испугалась и встала на дыбы! Митя, запутавшись в темноте ночи и вожжах, упал с повозки ровно у ног соперника.
– Что за чёрт!? – пытаясь подняться, выкрикнул парень. – Сдурела, шальная!
Митя быстро встал на колени и тут же увидел перед собой чёрный силуэт.
– Мать твою! Ты кто? – последнее, что успел выговорить парень, пытаясь разглядеть лицо человека.
Мощный удар сапогом под дых!
Потом кулаком в голову!
Ещё раз в голову и сапогом в висок!
Митя в крови рухнул спиной на дорогу у своей повозки и почти не двигался.
– Гуляй, щенок! – с насмешкой бросил Ильич и смачно плюнул в лицо лежачему.
Взмахнул вилами и, что есть сил, воткнул их в грудь Мите!
Ещё удар!
Ещё!
Тот уже не сопротивлялся.
А Тимофей не мог остановиться и продолжал втыкать навозные вилы в труп парня снова и снова.
Чёрный лес трещал.
Деревья шатало сильным ветром, который ужасающе завывал, заставляя стыть в жилах кровь.
Лощадь Мити металась по узкой тропе и хотела понестись галопом, но не смогла развернуться из-за тяжёлой повозки, в которую была запряжена.
– Тр-р-р-р!!! – заорал Ильич, схватит правой рукой вожжи. – Стоять!
Он быстро огляделся вокруг.
Никого не видно.
Свидетелей нет.
Всё складывалось удачно.
Митя лежал без признаков жизни в луже крови, которая вмиг окрасила песчаную дорогу в багровый цвет.
На лице осталась предсмертная гримаса: рот был открыт, глаза выпучены от ужаса и боли, ноздри раздуты, а лоб сморщен от поднятых вверх бровей.
Тимофей усмехнулся.
Пнул для уверенности ногой в бок парня.
Реакции нет.
Хладнокровно вытащил вилы из тела. Вновь плюнул на ещё тёплый труп.
Закинул вилы в повозку и быстрым шагом двинулся в сторону Дашиного дома, ведя испуганного коня за узду.
– Ты ко мне вовек не выйдешь, тем более ночью. А если подумаешь, что ненаглядный вернулся, то сразу как миленькая побежишь! – бормотал он себе под нос.
Так и вышло.
Как только Даша услышала лошадь за своим окном – тут же пулей выскочила из дома навстречу новой жизни!
Председатель был крупным. Когда Даша выбежала за ворота двора, он набросился на неё. Крепко зажал рот рукой, которая по локоть была в Митиной крови, и без труда скрутил хрупкую девушку верёвками, лежавшими в телеге.
Закинул в повозку, хлестнул коня вожжами покрепче и помчался в сторону глубокого озера за своим хозяйством на краю деревни. Туда даже в светлое время никто не ходил – боялись расправы Ильича, а ночью подавно!
Конь мчался по пыльной дороге что есть сил, пришпоренный кожаным кнутом!
Телегу бросало из стороны в сторону.
Камни далеко вылетали из-под колёс.
Дашу кидало по доскам от борта к борту, словно мешок с картошкой!
Тимофей еле держался, но выбора не было – местные зеваки могли его заметить и тогда расправы не миновать.
Прибыв на место, он вывалился из повозки.
Отдышался.
Вытер грязным рукавом пот с засаленного лица и рассмеялся.
– Дура ты! Гляди, до чего мужика довела! – сквозь истерический смех говорил Ильич.
Тут же показал ей вилы, которыми недавно заколол Митю. Они всё ещё были в крови по самый черенок и лежали в сене рядом с девушкой.
Даша от ужаса кричала так, что не спасал даже кляп!
Она ревела так громко и страшно, будто кто-то по живому медленно отрезал увесистый кусок кожи от её спины тупым ножом!
Слёзы катились градом из огромных глаз!
Платье вмиг промокло на груди.
Она связанная извивалась на повозке, как уж на сковороде.
Билась в истерике.
Стучала ногами и пыталась выломать деревянные борты телеги.
А Тимофей стоял рядом и наблюдал.
От души хохотал и медленно расстёгивал старые брюки толстыми окровавленными пальцами.
– Правильно! Давай, выбейся из сил! Податливее будешь, паскуда! —продолжал издеваться Ильич.
Схватил Дашу за ноги.
Резко стащил на землю, оцарапав миловидное лицо о доски.
Затем взял под руки и перекинул через борт, задрав платье.
Лошадь дёрнулась. Ильич взял вожжи, подвёл коня ближе к дереву и покрепче привязал к стволу.
Надругался над Дашей он там же… на той же повозке, в которой Митя должен был увезти невесту подальше от зла.
Девушка даже не сопротивлялась, а только глухо выла в тряпку, которой был забит рот. Для неё минуты превратились в невыносимо длинные часы истязаний.
– Ну, всё – дело сделано. Овчинка выделки не стоит, так сказать! – смеялся он, заправляя потную рубашку в штаны. – Зачем ты мне теперь порченая? Всё, предложение снимается. Я завтра ещё и слух по деревне пущу, что ты сама ко мне пришла. Стыдоба!
Читать дальше