Николай Самарский - Жертва дьявола

…

Сейчас ночь. Мы вчетвером собрались за столом вечером, зажгли свечи. Анна и Елена принесли из деревни свежего ржаного хлеба, пенного молока и яблочное варенье. Я и три кротких ангела закрыли глаза, сложили руки за столом и безмолвною молитвой благодарили Господа. Мое сердце переполняет трепет в такие моменты единения. Вдруг Настасья рассказала, что сегодня ночью она проснулась от жалобного крика, но побоялась выйти из своей лесной хижины и дождалась утра.

Она рассказала нам, что нашла в лесу что-то ужасное. При ее рассказе Анна, взрослая женщина, зашлась слезами. Я по-отечески прижал Анну к плечу, Настасья и Елена бодрили ее и успокаивали.

Дальше Настасья рассказала нам, что же она увидела. На опушке леса нашла растерзанного оленя. То, как его растерзали, не походило на охоту волка или медведя. Его обглоданные ребра изогнули и вырвали специально, как человеческими руками. Кожу с его морды содрали, рога обломали. Господи! Пощади души тех, кто это сделал!

После никто из монашек не обмолвилась, и мы отужинали в молчании. Предложил всем остаться в церкви на ночь, но монахини отказались и ушли. В одиночестве дописываю эти строки и иду спать. Утром, после службы, я найду ту опушку и захороню оленя.

Утро. Ни один деревенский житель так не пришел на молитву.

Ушел на опушку и нашел место, про которое говорила Настасья, но олень исчез. Я понял, что он здесь лежал, ведь на его месте трава пропиталась кровью, и на безобразном багровом пятне осталось маленькое, с пушком, копыто. Где же Настасья?

Вдохнул серый холодный воздух. Хрустнула ветка, в глубине леса точно за мной кто-то наблюдал.

Нашел ее ветхую избушку, недалеко от опушки. Никого дома нет, ведь я стучал в окна и двери. Должно быть, Настасья ушла в церковь. Или в деревню?

Я пошел в деревню. В лесу что-то изменилось, чувствовал это. За мной наблюдал чей-то злобный взгляд, как в моем кошмаре, что приснился вчера. На подходе к первым деревенским лачугам увидел людей. Каждый занимался своим делом. Я прошел мимо семьи, которые боялись меня. Они смотрели на меня без эмоций, сонные, словно в трансе. Неужели не узнали? Что с этой деревней не так?!

Пришел к дому Агафьи. Ведь она же должна меня узнать! Калитка открыта. Захожу. Старушка выжила из ума. Она ходила по двору голая, с сигаретой в руках. Я посторонился и хотел броситься к дому Федора, но у калитки наткнулся на внука Агафьи. Святой отец, куда вы? Не спешите, заходите к нам на чай! И хлопнул меня по плечу. Простите, сказал я, и как мог, сохраняя невозмутимость на лице, обошел его.

Федор колол дрова. Я подлетел к нему. Нестор! На тебе лица нет. Что случилось? Запыхаясь, я рассказал об Агафье и о деревенщине, которая перестала меня узнавать. Спросил, не видел ли он монашек. У старухи бес в голове, вся деревня об этом знает, не беспокойся, Федор дернул рыжими усами. Монашек не видел. Вот тебе водица из колодца, попей и станет легче. Я сел на скамейку рядом с ним. Вода показалась мне необычайно вкусной, я испил кружку полностью. Оставайся до вечера, Нестор, отдохни.

Поблагодарил Федора за воду и рассказал ему, что никто из деревни не пришел на службу, в том числе и он. Я совсем забыл, ответил он, ведь моя дочь нашлась, это такое счастье! Прости, Нестор, прости. Сейчас я схожу за ней, и мы отправимся с тобой в церковь. Я сказал, что схожу к дому монахини Елены и вернусь.

И ее дома не оказалось. Я вернулся к дому Федора. Он стоял у калитки и держал за руку дочь, как я когда-то свою. Услышал, а вот и Нестор! Его дочь тоже рыжая, с веснушками, как и Федор. Пойдем! И вышли из деревни.

Дальше все как в тумане. В ушах бу́хало сердце, очень медленно, я мог сосчитать до пяти между его ударами. Пытался вдохнуть, но что-то зловещее давило на горло. Среди берез и высоких елей мне чудилось, что я тону. Задернул рясу до локтя, мне привиделось, будто что-то ползает под моей кожей.

Меня несло от одного дерева к другому. Прислонившись щекой к кроне, я копил силы, чтобы оттолкнуться руками и хоть сколько-нибудь пройти, а затем прислониться к следующему стволу, чтобы снова собрать все силы. Царапал щеки.

Так, в полном беспамятстве, перебирая ногами, словно марионетку, меня привело к пруду, что гнездился в лесной низине среди опавших желтых листьев. Через него бросили аркой мост, два шага в ширину. Настасья как-то рассказывала, что в деревне устоялся обычай. Молодожены проходят по нему от начала и до конца взявшись за руки, в знак верности и единобрачия.