Александр Берник - Степь 2. Расцвет. Часть вторая

Матерь, как назвал её стражник, быстро прошла в проход. Ни бегом, но видно торопилась. Остальные «людоедки», высыпавшие на свободное пространство, так же остановились, разбрелись, но с коней не слазили. Они злобно зыркали по сторонам, нагоняя жуть на окружающих мужиков. Даже стражники прижались ближе к выходу, но, тем не менее, прятаться внутрь никто не стал. Все как один, с опаской, замешанной на жутком любопытстве, разглядывали обворожительных, но вместе с тем смертельно опасных гостей.

Кайсай не смог как следует рассмотреть Матерь, потому что его в большей степени заинтересовало её сопровождение, в коем он сразу узнал Золотые Груди – Матёрую боевого сестричества. Она резко выделялась из всех в первую очередь тем, что оказалась единственной молодой из всех «мужерезок». Остальные представляли собой скорее баб по возрасту, чем дев, как их все по привычке называли.

Та тоже увидела рыжего, но как только их глаза встретились, то тут же отвернулась и сделала вид, что впервые видит. И этот молодец ей не интересен ни капельки, притом настолько, что и своё бесценное внимание не стоит на него обращать. Она вертелась смотря куда угодно, только не в его сторону. Остальных знакомых ему по совместному переходу спутниц, в числе эскорта он не заметил, из чего сделал естественный вывод, что это элита сестёр «мужерезного» выводка без прислуги.

Когда Матерь скрылась за войлочными кибитками, Золотце резко поменяла своё поведение, а за одно и отношение к молодому берднику. Она тут же его заприметила, сделав вид, что только что обратила внимание на двух молодцев ими же прижатых к стенкам войлочных кибиток.

– О, здрав будь сирота, – весело поприветствовала Матёрая, притом сделала это громко, на показ, явно замышляя что-то не хорошее, при этом мило улыбаясь и протискиваясь меж своими спутницами, пристраиваясь в плотную к Кайсаю и начиная придуриваться, – как тебе спалось без меня этой ночью? Не замёрз ли ты Кайсай, после греющих плетей?

– О, будь здрава Золотые Груди, – так же громко ответил Кайсай, решив поучаствовать в состязании по спортивному зубоскальству, раз дева так настойчиво напрашивается, при этом почтенно с достоинством кланяясь, – как же мне не мёрзнуть несчастному, коль после золотых да тёплых…

Тут Рыжий сделал паузу, многозначительно уставившись на золотые шары, выпирающие из брони боевой девы двумя таранами и как бы опомнившись, продолжил юродничать:

– Пришлось мне сироте на голой земельке ночь коротать. Мешок с поклажей до самого утра мять вспоминая тебя ласковыми словами. А тебе как спалось, Золотце, без моего-то могучего меча, что в кожаных ножнах? Не страшно ли было тебе девица?

В один миг вокруг собралась толпа зрителей в составе всей девятки, прискакавшей с Матерью, как успел посчитать Кайсай. «Мужерезки» все как одна без исключения имели одинаковое выражение лица. Там застыла смесь недоумения по поводу ещё пока живого покойника, посмевшего рот раскрыть в их присутствии и закипающей злобы-ненависти, начинающей выплёскиваться из глаз, выслушивая наглый тон этого не пуганного мерзавца.

Но игривое поведение Золотца, одной из своих сестёр и притом, похоже, не самой последней в их душегубной иерархии судя по обилию золота, накладывало на лица «мужерезок» вдобавок ко всему прочему налёт полного непонимания происходящего. Предвкушая нечто интересное, боевые девы поспешили по-быстрому занять самые удобные места среди зрителей. А когда Золотце, пристроившись к жертве на расстоянии вытянутой руки заразительно залилась звонким девичьим смехом, то вообще впали в прострацию, и кое-кто из них даже рты приоткрыл от удивления.

Стражи входа как один прикинулись вкопанными столбами, вытаращив на самоубийцу глаза, то бишь на рыжего бердника и все сообща мучились вопросами: «Что делать и за кем бежать если что»?

В отличие от их совместного путешествия на этот раз Золотце вела себя раскованно и вполне естественно, ни перед кем не выпендриваясь. Поведение золотоволосой Матёрой говорило, что её окружение равного с ней уровня и тут она может себе позволить быть несколько другой.

– Кайсай, – театрально взмолилась отсмеявшаяся дева, – ну, тебя рыжую морду ничем не пронять. Я-то думала, он бедняга по мне плакать будет, убиваться бессонными ночами, а ему трын-трава – по колено борода. И где же там твой кожаный меч, что ты обеими ручками держал, отпугивая от меня лиходеев?

С этими словами она демонстративно наклонилась к его штанам, как бы пытаясь что-то там мелкое разглядеть и шутовски разведя руки в стороны жалобно констатировала: