Александр Клюквин - Антискептик

Тем, кто слепой – рассказать о цветах.

Любящих просят сворачивать горы,

А бессердечных несут на руках.

Бедных терзают за их простодушье,

Любят богатых за хитрость и грех.

Чтят самозванцев за дело пастушье,

Умных людей поднимают на смех.

Холят, лелеют моральных уродов,

Нравственным в спину – усмешки и мат.

Ждут от бездельников в чём-нибудь всходов,

Но работяга – по духу не брат.

Слабых охотней и чаще толкают,

Сильным в поклонах себя раздают.

Близкие люди свободе мешают,

В связях случайных – душевный приют.

Щедрым на шею садятся и едут,

Скрягам – почёт за умение «жить».

Запросто верят нелепому бреду.

С правдой не модно, как раньше, дружить.

Мечутся люди, покоя не зная,

Счастья желают, втоптав его в грязь,

Где-то внутри это всё понимая,

Но от толпы оторваться боясь…

Я себе уже всё доказал,

А другим… много нервов и чести.

Мой снобизм долго жить приказал.,

Жаль, что совесть осталась на месте.

Если б сгинула вдруг без следа,

Я б давно сыром в масле катался.

Но сейчас это стОит труда,

От которого я зарекался.

Выбор сделан, назад хода нет.

Да и нужен ли ход этот странный?

Ведь не им одержим много лет

Был глубинный диктатор жеманный.

По едва различимым следам

Обречённых по мукам скитаться,

Я иду по чужим городам,

Неспособный грехом наслаждаться.

Одиноко бывает порой

К неизведанной цели стремиться,

Слыша шёпот и смех за спиной.

Но тем яростней хочется биться!

Сдаться просто, но не суждено.

Да и не за чем! Что там, в плену-то?

Всё давно не тобой решено

И двуликие властвуют люто.

Я таким уже всё рассказал,

А своим без меня всё понятно.

Мой диктатор меня наказал

Тем, что жить расхотелось нечестно…

Простите все, кого обидел

Напрасно или поделом.

Я не в обиде смысл видел,

А в низвержении корон.

Корон, присвоенных нахально,

Без оснований и заслуг.

Все люди братья изначально,

Иное – от бесовских слуг.

Смешные в пафосе людишки

В фантомный веруют престол.

В экстазе набивают шишки,

Молясь ему, лобзая пол.

Комична чопорность людская

Для неподдельных и живых.

В них не живет надменность злая,

Как в тех фигурах восковых,

Котороые творят кумира

Из неодушевлённых снов.

И жертвуют ему полмира,

Лелея золотых тельцов.

Завет дарованной свободы

Сменив на бренный макияж,

Рабы для непокорной моды

Кутят взапой никчемный стаж.

Молясь лишь зеркалам холодным,

Самозабвенно не живут.

И им, до фетишей голодным,

Терзанья совести не жмут.

На масках лживые улыбки

Для недалеких, но родных.

Но и они предельно зыбки

В миру игрушек заводных.

Простите все, кого обидел

Хоть буквой или запятой.

Я вас отнюдь не ненавидел,

Мне просто в тягость мир пустой…

Через себя опять шагаю,

Свыкаясь с болью перемен.

Привычным память отвлекаю

В плену видавших виды стен.

Перо, бумага, мыслей бремя —

Всё, как и прежде, нарасхват.

Мой друг и враг, ночное время

С отшельничеством лучший сват.

Оно и роскошь, и наука,

Но каждый волен выбирать —

Награда или просто скука,

Рождаться или умирать.

Кому-то хочется поникнуть

Подобно утренней луне.

Кому-то новый мир воздвигнуть

Пусть лишь в одном, но лучшем дне.

А мне уже и то, и это

Совсем не к спеху выбирать.

А может быть и время где-то

Решило мне отсрочку дать.

Перо, бумага, тишь и время —

На редкость правильный союз.

Надёжное родное стремя

Для заплутавших где-то муз.

До дыр заслушана святая

И искренняя тишина.

И вместо точки запятая,

Но это не моя вина.

Так в чём-же все-таки призванье,

Родиться или умереть?

Откуда взять такое знанье,

Чтоб безвозвратно улететь?

Опять отсыпав мыслей в строки,

Пришел туда, откуда шёл.

Да как-же вытерпеть все сроки,

Чтобы гордиться – я нашёл!

Ответ у времени в секрете

Пылится в очереди лет.

Да и нужда в его ответе

Тускнеет, как и сам ответ…

А вряд ли мне придется снова

Бросаться в омут с головой.

Искать неведомого крова

И воевать с самим собой.

А вряд ли парус мне найдётся,

Способный верить до конца,

Что счастье и для нас проснётся

От слов небесного гонца.

А вряд ли будут вспоминаться