Дмитрий Блинов - Организация

– Да, а ты разминай руку, для того чтобы записывать за мной, – хихикнул мой напарник, демонстративно хрустнув запястьем. – Доброй ночи, Стокс.

Сегодня шел… Ах, черт, даже не знаю, сколько времени я нахожусь тут! Всю ночь плохо спал: эта надоедливая мелодия никак не выходила из головы, и я то и дело насвистывал ее про себя. Как хорошо, что сегодня ее слушает Юлиас. Я встал и вышел в общий коридор немного размяться и походить, чтобы не мешать своему коллеге спать. Потянувшись и похрустев всеми костями, какими мог, я решил, что стоит побродить по Зоне, поинтересоваться у других ученых, как им работается, над чем они трудятся, узнать, может, что-нибудь полезное найду, да и просто устроить себе экскурсию. Но далеко не все были такими милыми и разговорчивыми, как доктор Ибо: многие не обращали на меня внимания, а те, которые обращали, – лучше бы не делали этого. Это и понятно: некоторые ночами не спят и изучают не самые интересные, а порой и скучные объекты, которые кого угодно могут вывести из себя, поэтому после получаса шатаний по Зоне я вернулся в комнату и прилег на кровать, ожидая звонка будильника. Вскоре он сработал, и Юлиас с неохотой, чертыхаясь, поднялся с постели, оделся, и мы направились с ним в столовую. Никак не могу привыкнуть к местной еде, особенно к ее цвету, потому что, мягко говоря, выглядела она очень неприятно: некоторые продукты подавались так, как будто их за меня уже поклевал пингвин и изрыгнул назад, другие блюда, похоже, вообще переварились во всех четырех отделах коровьего желудка, а после со смаком шлепнулись мне прямо в тарелку из… Ну, вы меня поняли, однако пища была довольно вкусной, несмотря на внешнее непотребство. Я неспешно ел, пока Юлиас допивал третью чашку кофе, чтобы проснуться, увы и ах, даже в такой Организации без этого напитка никуда. Для Юлиаса это утро явно не задалось – проснулся он не в самом хорошем расположении духа, так еще и получил полкружки горячего бодрящего кофе себе на халат, а потом – нагоняй от Фрэнча за то, что тот шляется в ненадлежащем виде – не самое приятное начало дня, я бы сказал, поэтому не задавал лишних вопросов и шел молча рядом, даже не глядя на него, чтобы не нервировать. Когда мы вернулись на рабочее место, Юлиас сел за компьютер и начал прослушивать остаток записи, полностью сконцентрировавшись на работе, оставив все невзгоды перед входом в этот кабинет. Он медленно описывал остаток аудиозаписи и так же, как и я вчера, не смог определить ни язык, ни кому принадлежит этот голос. В конце записи Юлиас отпрянул от компьютера и попытался снять наушники: в них послышались помехи, похожие на то, когда роняют или настраивают микрофон. Сняв их и немного придя в себя, Юлиас пожаловался на головную боль и резь в глазах. Его тут же отправили на обследование, я пошел вместе с ним.

– Стокс, мне кажется, что я умру… Голова как будто раскололась надвое, – жаловался Юлиас, которого оперативно взгромоздили на коляску и везли в медкорпус. Он то и дело тер глаза, из которых лились слезы.

– Юлиас, все хорошо, ты поправишься, наверняка это обычные проделки начинающих программистов, вложили какую-нибудь хрень в этот файл, и пожалуйста – головная боль! – приободрил я его, пряча волнение.

– Да нет, вряд ли, здесь такими файлами не занимаются, – сказал Юлиас и начал корчиться от боли. Ему пришлось вколоть обезболивающее и продолжить исследование его мозговых волн в фазе сна. Они ничуть не изменились, поэтому все сослались на вред аудиозаписи и утомленность сотрудника, и, когда он очнулся, его отправили в палату отдохнуть денек-другой, а я не знал, что делать. Произошло то, чего я боялся больше всего, я опять остался один. Но находиться с ним в одной комнате было невозможно: напарник то и дело охал и стонал. Сначала я переживал за него, а потом мне это порядком надоело, поэтому все чаще другие доктора видели меня прогуливающимся до столовой и обратно, там я перехватывал что-нибудь вкусненькое. Я тоже попросил небольшой отдых, сославшись на то, что очень устал, придумав историю о том, что нас мучили боли в желудке. На самом деле я очень боялся, что меня могли одного перевести в другое место, а так и спятить недолго. Полдня я проторчал у себя в комнате, бесцельно слоняясь по ней и смотря в потолок, лежа на кровати, а после обеда отправился к Юлиасу. Доктор Ибо любезно сообщил мне, что мой друг пришел в себя. Я с удовольствием пошел навестить его, но, войдя, заметил, что он изменился: стал бледнее, лицо было, как у безнадежно больного – глаза навыкате, испарина на лбу, его била дрожь, я сразу позвал врача.