Роберт Блох: Енох (пер. А. Юрчука)

Звали его доктор Силверсмит.

Как раз до этого момента я ничего особого не чувствовал. Все случилось так быстро, что я не успел как следует подумать. Это походило на отрывок сна: шериф с толпой, разговоры о суде и линчевании, тело в болоте…

Но появление Силверсмита каким-то образом изменило положение.

Конечно, он был реальностью. И разговаривал со мной спокойно, как полагалось настоящему доктору; похоже, он собирался отправить меня в лечебницу после того, как они найдут мою мать. О том, что с ней случилось, он спросил едва ли не сразу в начале нашего разговора. Казалось, он довольно много обо мне знал, поэтому мне с ним было легче.

Вскоре я уже рассказывал ему всякую всячину: о том, как мы с матерью жили в сарае и как она варила приворотное зелье на продажу, о большом котле и ночном сборе трав. О тех ночах, когда она уходила одна и я слышал доносившиеся издалека странные звуки.

Дальше мне не хотелось рассказывать, но он все равно знал. Знал, что ее называли "колдуньей" и даже то, каким образом она умерла — когда однажды вечером к нам пришел Санто Динорелли и зарезал ее, потому что она дала приворотное зелье его дочери и та сбежала с охотником. Силверсмит знал и о том, что я с тех пор жил в сарае один.

Но он не знал о Енохе.

Том самом, что спал все это время у меня на макушке, не заботясь о том, что со мной происходит…

Почему-то я вдруг заговорил с доктором о Енохе. Я хотел объяснить, что ту девушку убил, собственно, не я, поэтому пришлось упомянуть Еноха и рассказать, как мать заключала ту сделку в лесу. Меня она с собой не взяла — мне было лишь двенадцать, — но забрала у меня немножко крови, уколов иглой и собрав ее в бутылочку. Не знаю, что именно она там делала, но когда она вернулась утром, то Енох уже был с ней. Видеть я его, конечно, не мог, но мать рассказала о нем, и я почувствовал, как он уселся мне на голову.

"Он будет с тобой всегда, — сказала она. — Будет заботиться о тебе и помогать, чем сможет".

Все это я осторожно выложил доктору и объяснил, почему должен подчиняться Еноху, после того как потерял мать. Енох защищал меня, как она и предполагала, зная, что я не выживу один. Я объяснил это Силверсмиту, поскольку счел его умным и способным к сочувствию человеком.

Но ошибся.

И сразу это понял. Потому что чувствовал, как он буравит меня взглядом, не переставая поглаживать бородку и повторять, словно заведенный: "да — да, конечно".

Глаза у него были те же, что у шерифа Шелби. Словно бусины. Подлые. Недоверчивые, следящие и подсматривающие глаза.

Потом он принялся задавать всякие забавные вопросы. Казалось, он должен спросить о Енохе, ведь в нем ответы на все вопросы. Но вместо этого Силверсмит хотел узнать насчет каких-то других голосов, слышимых мной, и еще — видел ли я нечто такое, о чем заведомо знал, как о нереальном.

Затем спросил о моих ощущениях после убийства Эмили Роббинс и не хотелось ли мне… — но этого я не повторю! Ей-богу, он разговаривал со мной едва ли не как с сумасшедшим!

Поэтому я посмеялся над ним и закрыл рот на замок.

Постепенно он сдался и ушел, покачивая головой, прочь. Я вновь посмеялся вслед, зная, что он так и не разнюхал того, что ему хотелось.

А хотелось ему вызнать тайны моей матери, мои и Еноха тоже.

Но у него не вышло, поэтому я и посмеялся. Потом лег и заснул и проспал почти до вечера.

А проснувшись, увидел прямо перед решеткой камеры незнакомца с толстой, улыбающейся физиономией и славными глазами.

— Привет, Сет, — поздоровался он дружелюбно. — Как спалось?

Я потянулся к макушке. Еноха не нащупал, но знал, что он там и все еще спит. Он перемещается быстро, даже когда спит.

— Не волнуйся, я тебя не обижу, — сказал толстяк.

— Вас прислал доктор?

— Вовсе нет, — засмеялся он. — Мое имя — Кэссиди. Эдвин Кэссиди, окружной прокурор. Здесь все под моим началом. Ты разрешишь мне войти и присесть?

— Я заперт.

— У меня есть ключи.

Он вытащил их, открыл камеру, вошел и уселся рядом, на койку.

— Вы не боитесь? Ведь меня считают убийцей.

— Нет, Сет, — засмеялся Кэссиди. — Не боюсь. Знаю, что ты вовсе и не думал никого убивать.

Он положил ладонь мне на плечо, и я не сбросил ее. Ладонь была славная, мягкая и пухлая. На пальце у него было широкое кольцо с поблескивающим на солнце алмазом.

— Как поживает Енох? — спросил он.

Я сильно вздрогнул.

— О, не волнуйся. Этот глупец-доктор рассказал мне о нем, когда мы столкнулись на улице. Но ведь он не понял, что такое Енох, не так ли, Сет? А мы с тобой понимаем.