Мэри Даунинг Хаан - Большая книга ужасов – 82. Месть марионетки и другие истории

Сзади дом выглядел ещё хуже. Двор зарос высокой травой. В ней скрывалось нечто похожее на остов старинного экипажа. Повсюду был разбросан разный мусор: кровельная дранка, доски и кирпичи, бутылки и жестянки, сломанный стул, треснутое зеркало. Такое впечатление, что люди годами выбрасывали мусор за забор.

Дверь в подвал была широко открыта, как будто приглашая зайти внутрь. Ступени проваливались, одной не хватало, но я всё равно медленно спускался вниз. В затхлом воздухе пахло плесенью и сырой землёй.

На мгновение я застыл, опасаясь идти дальше. В этом месте царила какая-то нехорошая атмосфера, как будто здесь произошли ужасные вещи. Воздух был наполнен печалью, страданиями и тёмными мыслями. Я представлял, как они липнут к моей коже, волосам и одежде.

Я оглянулся на небо за дверью подвала. Мне стоило бы подняться обратно и пойти домой, но я был так помешан на поисках Аллегры, что забыл про здравый смысл.

Я ощупью принялся пробираться по подвалу. Под ногами перекатывались бутылки. От сырости крышки ящиков открылись, и повсюду были рассыпаны заплесневелые книги и бумаги. В тёмном углу притаилась огромная ржавая печь, которая могла бы обогреть целый мир.

Наконец я нашёл лестницу на первый этаж и ощупью принялся медленно подниматься. Теперь я уже понимал, что Аллегры здесь нет, но, может быть, она оставила какую-нибудь зацепку, которая поможет мне понять, куда она подевалась и кто она такая?

Дверь наверху была вся перекошена. Я с силой потянул её и чуть не упал прямо в коридор. Сквозь доски на окнах проникал слабый свет, и я пробрался в нечто вроде гостиной. Пол был покрыт толстым слоем пыли, похожей на серый ковёр. В углах лежали кучи сухих листьев. Потрескавшиеся стены были все в потёках и пятнах. За стенами царапались мыши. На ветру покачивалась паутина, и весь пол был усыпан костями мелких животных и птиц, которые погибли в этом доме.

В гостиной к обеду был накрыт большой стол. Вокруг стояли деревянные резные стулья, некоторые из них были перевёрнуты. С провалившегося потолка свисала огромная люстра, покрытая паутиной.

На стенах висели покосившиеся выцветшие картины, на окнах – истлевшие шторы, в кухонной раковине лежали ржавые горшки, сковородки и разбитая посуда, на полу валялись стопки книг, испорченных плесенью.

На цыпочках я поднялся по широкой лестнице на второй этаж. Спальни были похожи на комнаты внизу со сломанной пыльной мебелью. Из дыр в крыше по стенам тянулись потёки дождевой воды, оставив после себя кучи раскрошившейся штукатурки и сгнивших обоев.

В одной маленькой комнате я нашёл детскую кроватку и кресло-качалку. В углу валялась старая кукла без волос в истлевшем платье. Один её глаз был открыт, а другой закрыт. Она была похожа на мёртвого ребёнка.

Я снова спустился вниз. На полу в гостиной лежал толстый фотоальбом. Я опустился на колени и принялся медленно переворачивать страницы, вглядываясь в каждое поблёкшее лицо и словно пытаясь найти ключ к истории этого дома. Я смотрел на усатых мужчин в тёмных пиджаках, рубашках с крахмальными воротничками, с завязанными у горла галстуками и волосами, тщательно расчёсанными на прямой пробор; на женщин в причудливых платьях с огромными пышными рукавами, в больших шляпах с перьями, скрывавших волосы; на младенцев в длинных белых платьицах, мальчиков в матросках и девочек в платьях, как у Аллегры. «Дамское платье», назвала его Аллегра. Сшитое в Париже специально для неё.

Переворачивая страницу за страницей, я наконец нашёл Аллегру. Под фотографией было написано её полное имя: Аллегра Амелия Синклер. На снимке были её папа и мама: они стояли очень прямо и выглядели серьёзными.

Аллегра выглядела совершенно так же, как вчера. На ней даже было то же самое платье. Я вглядывался в её лицо, словно пытаясь заставить её заговорить и рассказать мне, как мы вчера встретились. Она говорила со мной. Мы вместе дошли до этого самого дома. Как же она оказалась среди давно умерших людей в этом альбоме? Неужели я встретил её призрака? От этой мысли по моему телу пробежала дрожь, но как ещё я мог объяснить случившееся?

В поисках другой фотографии Аллегры я перевернул страницу альбома. То, что я увидел, стало ответом на мои вопросы. На выцветшей фотографии была навечно запечатлена Аллегра в гробу с закрытыми глазами и сложенными на груди руками. Бледное лицо обрамляли длинные кудри, и на ней было её парижское платье.

Под снимком была выцветшая, но попрежнему различимая подпись: «Аллегра Амелия Синклер, единственная любимая дочь Александра и Эмили Синклер, покинула этот мир 12 июня 1898 года в возрасте семи лет, трёх месяцев и двадцати семи дней. Теперь она покоится со святыми ангелами господними».