Сергей Арно - Мертвые сами знают отчего

– Да что вы меня пугаете?! – не испытывая уважения ни к возрасту, ни к увечью инвалида, продолжал хамить Виктор. Он почесывал то плечо, то ногу, что выдавало высшую степень нервного напряжения. – У вас отсюда мертвецы по всему городу расползаются, жизни людям не дают! А вы их защищаете!

– Мы их не защищаем! – Одноногий даже подпрыгнул от возмущения.

Наклонившись к уху Виктора, экстрасенс негромко шепнул:

– Нужно уходить… нужно уходить отсюда. Слышишь?!..

Но Виктор не услышал или не понял – он был слишком возбужден перепалкой.

Из кустов на дорожку парка вдруг вышел невысокий человек.

– Непорядок здесь ночью гулять, – присоединился он к одноногому, встав с ним рядом.

В лунном свете, бьющем в спину, его тоже было не разглядеть, только очочки поблескивали.

Снова зашуршало в кустах, захрустели ветки – кто-то там закряхтел, заворочался… Виктор в испуге метнул туда луч света – из кустов выходил человек в длинном кожаном плаще, какие носили в революцию красные командиры.

– Выключите свет! – закричал он, прикрывая лицо рукой.

– Выключите, выключите!.. Это какое-то безобразие… – загомонили одноногий и низкорослый.

Виктор выключил фонарь и почесал плечо.

– Вот и командир Николай Петров скажет, что нечего здесь ходить с осиновыми колами, – снова выступил инвалид.

Человек, которого он назвал командиром, вышел на лунную дорогу сада.

– Нельзя, товарищи, по саду ночами ходить. Поликарп узнает – не поздоровится.

– Да вам-то какое дело? – беспрестанно почесываясь, продолжал артачиться Виктор. – Вы-то чего тут повылезали, домой спать идите! У нас колья кончатся – мы тоже пойдем…

Во время всего разговора Валерий Петрович стоял, словно окаменев, словно потерял всякую возможность двигаться и говорить, только рамочка в руке его указывала на стоящих напротив людей – то на одного, то на другого, то на третьего… и он понимал, что это значит, но, почему-то лишившись дара речи, не мог выговорить.

Наконец он нашел в себе силы и, наклонившись к уху Виктора, придушенным от волнения и страха шепотом сказал:

– Нужно уходить… Это покойники…

С другой стороны в кустах слышался шум и треск веток – оттуда тоже кто-то продирался… ветви шевелились, слышался треск ветвей уже и с другой стороны, как будто множество народу, притаившегося в темных кустах, вдруг решило выбраться на лунную дорожку.

Виктор посмотрел на него, почесал ногу, плечо, потом снова ногу…

– Это покойники, – снова зашептал Валерий Петрович. – Рамка показывает: это покойники… Все они мертвы, давно мертвы…

Тем временем к ним присоединились еще трое. Возмущенно переговариваясь между собой и поминутно упоминая какого-то Поликарпа, компания медленно двинулась к Виктору и Валерию Петровичу.

А дальше произошло то, чего Валерий Петрович – экстрасенс с двадцатилетним стажем – не забудет никогда в жизни. Эта картина многие годы будет приходить к нему в тяжелых снах, особенно в дни полнолуния.

– Покойники?! Это и есть покойники?! Так вы, гады, мне и нужны! – вдруг вскричал Виктор, почесав плечо. – Я же за вами пришел!

Он наклонился, выхватил из сумки два осиновых кола и, взяв их наперевес, как копья, с воинственным криком бросился на покойников.

Покойники вдруг взвыли жуткими голосами и кинулись по лунной дорожке наутек. Впереди, обгоняя всех, мчался одноногий – опираясь на костыль, он делал гигантские скачки; на длинных ногах, как на ходулях, летел полковник в развевающемся плаще; маленький человек в очочках бежал вприпрыжку, напоминая своим ритмичным бегом какую-то музыкальную мелодию: раз, два, три, раз, два, три… Они неслись прочь, визжа от ужаса, а за ними, как индеец с осиновыми кольями, мчался Виктор.

Валерий Петрович, держа в руке крутящуюся рамочку, стоял, с ужасом глядя вслед удаляющейся компании. Потом повернулся и побежал в обратную сторону.

В Петербурге стояла пора самого темного и холодного времени, когда рано смеркается, а днем солнце появляется редко. Резкий ветер дул с Невы, было холодно и промозгло, грязный снег лежал под ногами кашей.

Титулярный советник Григорий Иванович Зенкин, шедши со службы из департамента образования, остановился напротив Исаакиевского собора; глядя вверх, поднял руку ко лбу, намереваясь осенить себя крестным знамением… Но не успел: под ноги ему откуда ни возьмись вдруг бросилась крохотная мерзкая старуха в капоре и с мешком за плечами. Григорий Иванович отступил, нога соскользнула с булыжника мостовой, и он чуть было не упал.