Ирина Енц - Изумрудная быль тайги

Саша ковырял веткой землю у своих ног.

– Может нам стоит разделится? Пускай кто ни будь пойдет быстро вперед и приведет помощь. Остальные будут ждать здесь.

Он вопросительно обвел всех взглядом. Сергей, Вадик, Андрей, все включились в обсуждение. Начались бурные дебаты. Вадик горячился. Он считал, что идти должен он. Серега на него рычал и говорил, что он сейчас похож «на хромую собаку» и идти быстро не сможет. Андрей снисходительно отпускал ехидные замечания в адрес Сережи. Что, дескать, они все еще слишком молоды и неопытны. А идти должен он, Андрей. Андрюша был старше всех мальчишек на несколько месяцев и считал себя стариком, который знает жизнь. Один Игорь не участвовал в споре. Он подсел ко мне и тихо спросил:

– Ты же уже все решила? Зачем спектакль устраиваешь? Они же сейчас передерутся за право быть героем.

Я усмехнулась, глотнула еще чая:

– Они должны почувствовать себя живыми…

Дед неопределенно хмыкнул. Я поднялась и пошла в шалаш, посмотреть, как там Наталья с раненным управляется. Ее подопечный лежал на подстилке из папоротника и тяжело дышал. А Наташка сидела рядом с ним на корточках и тихонько плакала. Увидев меня, она поспешила вытереть слезы и придать своему лицу выражение бодрой готовности ко всем дальнейшим ударам судьбы. Маленький боец с большим мужеством в сердце. У меня сердце сжалось, глядя на ее перепачканное лицо и заплаканные глаза.

– Как он, Кузнечик?

Это прозвище очень подходило к Наталье. Так называли ее самые близкие друзья. Наташка шмыгнула носом и ответила бодрым голосом:

– Он выпил твоего отвара. Не очень много, но выпил. А сейчас лежит и все время стонет. Я боюсь. Он… он не умрет?

Последний вопрос прозвучал очень тихо и испуганно. Я поспешила ее заверить, что никто не умрет и, что все будет хорошо.

– Если бы мне это сказал кто-то другой, я бы подумала, что меня просто успокаивают. А тебе я верю. Если ты так говоришь, значит так и будет.

Она на меня смотрела с легкой грустью и в ее глазах сейчас была мудрость и понимание. У меня к горлу подступил комок. Я отвернулась от Натальи, сделав вид, что осматриваю ногу у раненного. Маленькая ладошка легла мне на руку.

– Ты не бойся. Мы вместе. Ты обязательно что ни будь придумаешь, а мы все поможем. И я, и мальчишки. Мы выберемся. Обязательно.

Маленькая мудрая женщина. Она сердцем все видела и все понимала. Теплая волна благодарности залила меня. Я тоже начала шмыгать носом. Черт! Только этого не хватает! Сейчас мы с ней в голос разрыдаемся. А кто о деле будет думать? Я разозлилась на себя и постаралась взять в руки. Деловитым голосом с преувеличенной бодростью я начала ей перечислять, что нужно делать, чтобы сбить жар у пилота. Она только молча кивала. Но в ее глазах продолжала жить… жалость. Я выбралась из шалаша и подошла к костру. И как раз вовремя. Жаркие споры за право быть героем стали приобретать контуры скорой потасовки. Я села у костра и заговорила тихим голосом. Споры сразу стихли.

– Никто никуда не идет. Ни у одного из вас нет компаса в голове. И существует много, очень много шансов, что тот из вас, кто пойдет, обязательно заблудится. Я не могу идти, потому что вы не знаете трав и не можете лечить раненного. А без этого он просто умрет. И вообще, разделяться в тайге – не самая лучшая идея. Здесь выжить можно только вместе. Поэтому, я думаю, что самым разумным будет остаться на один день здесь. Я думаю, что мне удастся сбить жар у него за сутки. А там видно будет. А теперь давайте все спать. День был не самым легким. Дежурим по графику, как и в прошлую ночь.

Андрей расхохотался в голос.

– Сказала, как припечатала. А мы тут глотки рвем…

Серега хмыкнул:

– Дежурим как в прошлую ночь? Здорово! Тогда все спят, а ты нас опять караулишь. Ты что, думаешь, что ты из железа?!

Он начинал злиться.

– Да нет, Сереж, я не из железа. Но сегодня у нас на руках раненый. Я так и так спать не буду. А потом меня Наталья сменит. Тогда я вас кого ни будь разбужу. Не волнуйся, всем хватит.

Я попросила, чтобы раненного перенесли ближе к костру. Ребята натаскали лапника с папоротником и устроили пилота поудобнее. Вадим принес мне воды в туеске. И все пошли в шалаш спать. Я осталась сидеть у костра одна. На меня вдруг накатила такая волна отчаяния и безнадежности, что я чуть не завыла в голос, как волк. Они все верят мне, они все надеются на меня. А я не могу, ничего не могу! Я боюсь, боюсь так, что готова ринуться в тьму ночи не разбирая дороги! От собственного бессилия я хотела кричать, плакать, впасть в истерику, спрятаться в глубокую нору, как затравленный зверь! Я закусила губу так, что почувствовала во рту соленый вкус собственной крови. В голове стоял туман. Я не могла думать. Страх и отчаяние заполнили меня до края, грозя утопить в своих мутных водах. Я уже начала захлебываться их зловонной жижей. И крик, порожденный этим ужасом, уже был готов вырваться, чтобы заполнить все пространство вокруг меня. И тут я, почти не понимая, что делаю, схватила ладонью горящую головню из костра. Боль хлестанула меня, как цыганским бичём, заставив вскочить на ноги. Ладонь сразу покрылась волдырями от ожогов. Я сразу пришла в себя. Черт! Что я вытворяю! Нашла время для своих истерик! Дойдем домой там блажи, сколько хочешь. Я была зла на себя. И эта злость помогла мне взять себя в руки, успокоится. Я выпила холодной воды из туеска и окончательно пришла в себя. Нужно заниматься делом. Человек рядом со мной умирает, а ты решила бояться! Сначала выполни, что должна, а потом бойся, сколько хочешь! Я взяла котелок и подошла к лежащему. Напоив раненого отваром клюквы, я села рядом с ним и положила его голову себе на колени. Я постаралась отключить свое сознание от окружающего меня мира. Попыталась прогнать из головы всякие мысли. Положив руки ему на горячий лоб, подняла свою голову к звездному небу. Звездный свет вошел в меня и заполнил собой все мое сознание. Он был чистый, белый и прохладный. Я мысленно послала его исцеляющие лучи в человека, голова которого лежала на моих коленях. Я стала с ним одним целым. Его боль стала моей. Она раскаленным железом пронзила мое тело. Я сцепила зубы чтобы не закричать. Меня начало лихорадить. Голова закружилась и мне пришлось закрыть глаза. Я постаралась принять эту боль. Не сопротивляясь ей. Пропустить ее в себя, сжиться с ней. Я заговорила с ней, как с живым существом. Не стало времени, не стало всего окружающего мира. Остались только мое сознание и боль. Я плыла в каком-то серебристом тумане, и волны боли перестали захлестывать меня. Из бушующего яростного потока она постепенно превратилась в тихие спокойные волны медленной реки. Эти волны стали меня убаюкивать и уносить куда-то, в какое-то далекое ничто. Я очнулась от прикосновения чьей-то руки. На коленях возле меня стоял Игорь и держал меня за руку. Щеки мои были мокрые от слез. В голове звенящая пустота. Меня трясло мелкой дрожью. И я стала бессильно соскальзывать в благословенную темноту.