Марьяна Романова - Стая

– Да, – со вздохом согласился Петр. – Она очень хотела, но… Что-то пошло не так. Не приняли ее волки.

– В чем же состоит этот ритуал?

– Нужно в темную луну пойти в лес. Не в городской парк, а в настоящий глухой лес. И позвать волков.

– Каких волков? Других членов Стаи?

– Нет, – поморщился Петр. – Я не знаю, кто они. В Стае все хотят стать такими, как они, но ни у кого пока не получилось. Федор говорил, что это следующий шаг. Следующий – но не последний… Надо позвать их, просто завыв в пустое небо. Они услышат и обязательно придут. После этого человек открывает себе вены и дает им почуять запах своей крови.

Петр засучил рукав рубашки и показал глубокие еще не побелевшие шрамы на запястье.

– А дальше? – Я плотнее закутался в спортивную кофту. То, что он рассказывал, не укладывалось в голове. Сумасшествие.

– А дальше остается только ждать, – с улыбкой развел руками он. – Кровь идет, звери дикие вокруг, лес темный. Слабость подкатывает, голова кружится и немного страшно. Но все, что должно сделать – это закрыть глаза и ждать. Если волки тебя примут, ты просто уснешь там, в лесу, а проснешься совсем другим человеком. Освобожденным. Если же посчитают, что ты фальшивишь, они набросятся на тебя и разорвут.

Семенов как-то странно дернулся – на нем не было лица. Я знал, что он думает о своей покойной жене и о том, какой страшной и нелепой была ее кончина. Как она кралась по ночному лесу, совсем одна, пряча острый нож во внутреннем кармане куртки. Как она надеялась и предвкушала, как наконец дошла до места, которое показалось ей подходящим.

– Больше я ничего не могу рассказать, – виновато вздохнул Петр. – Боюсь, что и сейчас я уже не жилец… Но если вы меня не обманете и поможете как-то уехать из этого города… Да и даже если так… У меня ведь жена была, у меня ведь сынишка. Тринадцать лет всего ему. Что он подумает, когда узнает, что я исчез. Что просто бросил его…

– Мы не обманем, – оборвал его монолог Семенов.

В комнате было холодно, пахло потом и ладаном. От дыма курений щипало глаза. Двенадцать человек, все обнаженные, сплели хоровод вокруг старика в черных одеждах, которых держал над головой обычную картонную коробку.

Его Стая. Все они ждали, все были взбудоражены и голодны. Их влажные языки облизывали пересохшие губы, их ноздри хищно раздувались, чуя близость плоти.

Старик вздохнул и открыл коробку, из которой тотчас же вырвались на волю несколько всполошенных кур. Куры бесцельно заметались по комнате, они нутром чуяли близость смерти и видели единственный шанс на спасение в этой бестолковой суете. Но на самом деле никакого шанса у них не было.

Вот один настиг курицу – один звериный прыжок вперед, и он накрыл встревоженную птицу своим телом, придавил ее к земле, руками свернул ей шею, а потом впился в ее плоть. Другие последовали его примеру. Люди были похожи на свору голодных собак – они вырывали друг у друга изо рта куски сочащегося кровью мяса, рычали, скалились, обиженно скулили, упустив добычу.

Старик с некоторым сожалением и даже, пожалуй, с легкой брезгливостью смотрел на копошащихся вокруг людей. Среди них не было ни одного, которого он счел бы достойным пойти дальше. И в этом не было, наверное, их вины. Каждый из них искренне старался, каждый был готов жизнь отдать за смутную награду, им предложенную, каждый без сомнений и сожалений распрощался с прошлой жизнью ради сомнительных и для поверхностного взгляда страшных перспектив. Они чувствовали себя волками, каждый из них в полном одиночестве побывал в темной чаще, каждый выл на луну и простым ножом открыл себе вены, призывая темный лес сожрать свою плоть. И каждый выжил, и каждого сочли достойным быть в Стае, и каждый на рассвете вышел из леса, перерожденный и слабый, нетронутый, с запекшейся кровью на руках. Но на этом все закончилось. Каждый достиг своего потолка, им было некуда пойти дальше. Это только кажется, что во внутреннем развитии нет стен и потолка – это неправда, однажды наступает момент, когда у искателя не остается никаких сил души для того, чтобы пойти дальше.

Ни одного. Столько лет он потратил на то, чтобы собрать этих людей вместе. А получил только полузверей, копошащихся у его ног, с прилипшими к лицу окровавленными перьями.

Федор смотрел на них и думал, что, возможно, не зря во многих духовных учениях познание считается грехом. Сколько романтичных странников безвозвратно ушли в этот серый туман, скольких из них пожрали разбуженные ими демоны, и то была медленная и мучительная смерть души.