Алиса Лилит - Чернильное пятно

Это оказалось недалеко, но каждый шаг Лиде давался с трудом. Она никогда ни за кем не шпионила, но понимала- это надо как- то прекращать, скоро станет всем всё известно, город- то небольшой, да и пытку подозрениями и неизвестностью долго она бы просто не выдержала.

… "Скворечник" просматривался далеко, он был застеклён почти полностью, и сразу стало видно хохочущую Лену, и его тоже… Нет, они не трахались, нельзя ей отвлекаться на такой ответственной работе, они займутся этим потом, в гостинице, куда он повезёт её после бессонной трудовой ночи, а пока он даже здесь не мог от неё отлепиться. Лиде вдруг безумно захотелось взять огромный булыжник и засадить в этот стеклянный бордель, где её муж, не думая о своей репутации и репутации семьи, развлекался с этой худой шлюхой на потеху всей станции…

На негнущихся ногах она еле дошла до велосипеда, " на автопилоте" доехала до дома. Было такое чувство, будто пнули в живот, она не знала, что боль будет такая сильная и… физическая. Но плакать было нельзя, потому что если она начнёт, то уже не остановится. После бессонной ночи, с воспалёнными глазами, она собрала маленького Серёжу в садик, отвезла его туда в специально выделенном для этого автобусе ( новомодная по тем временам фишка, эксперимент местных властей, которые, видимо, решили перещеголять Америку), во время поездки тоже надо было «держать лицо», так что волей-неволей постепенно она немного успокоилась, потом дома нашла спортивную сумку и стала швырять в неё вещи мужа, наконец- то пришла ярость: ничего, она ещё молодая, сможет устроить свою жизнь, ребёнка вырастить сумеет и одна, ничего, подумаешь- большая шишка, и работать пойдёшь, хоть поломойкой, хоть кем, невелика барыня!– мысленно кричала она себе. А вещички и не буду толком складывать, пошёл он, пусть со своей шлюхой разгребает!

Где- то в полдень подъехала машина, муж, насвистывая какой- то весёлый мотив, взбежал( совсем как теперь Серёжка) по лестнице, остановился в проёме открытой двери, глядя на неё, измученную эмоциями и бессонной ночью, сидящую на кровати среди его разбросанных вещей. И она поняла, что чувствуют люди в состоянии аффекта. Воткнуть огромный нож в его лживое сердце, сердце предателя- вот что было самым большим её желанием сейчас. Но она усилием воли прогнала эту мысль… Грех… И Серёжка…

Муж тоже всё понял. Не нужно было слов, он опустился перед ней на колени и обнял её ноги.

И она с наслаждением вырвалась и пинком ноги в плечо оттолкнула его, он нелепо упал на задницу, ей даже стало на секунду смешно. А потом на удивление самой себе спокойно сказала:

– Сейчас уйдёшь ты. Вернёшься, когда я соберу вещи и съеду.

– Лида…– растерянно промямлил он, даже не обидевшись на пинок.– Но куда?..

– Куда угодно!!– с силой выкрикнула она.– В гостиницу! На улицу! В подворотню!– у неё началась истерика.– Ты… с этой… ты предал меня! Предал!! И сына!! Да кто её только не драл!!! И «гастролёры» всякие, и половина всех твоих дружков, и ещё много кто, а теперь ты!– ей было стыдно за себя, эти слова, но остановиться она не могла.– Знаешь, как это называется? Макать конец в помойку!!!– выдала она когда- то любимое в их подростковой компании выражение- её корчило от унижения, ненависти, и того, что эта сука, эта Ленка, снова одержала над ней верх, как во времена их детской дружбы- соперничества, когда Ленка, более наглая и бойкая, получала мальчика, нравившегося Лиде, только из вредности, а вовсе не для того, чтобы с ним дружить.

Из- за этого детского выражения на неё вдруг снова напал смех, истерический, в большей степени, но и вместе с тем дающий разрядку. Её пока ещё муж не пытался ее успокоить, он всё так же сидел на полу и молча растерянно моргал.

– Всё кончено…– выдавила она сквозь смех, и Аркадий внезапно понял, что вот теперь всё, он теряет её, теряет навсегда, она захлопывает перед ним дверь своей жизни, дверь, на которой была только одна ручка- с её стороны. И ему стало страшно, и внезапно Лена, с её неистовым темпераментом, крепкими костлявыми объятиями, узким и словно тоже каким- то костлявым влагалищем показалась ему такой … омерзительной обузой, что он готов был в ужасе разрыдаться. Потому он снова как- то судорожно обхватил колени своей жены, жены, которая становилась чужой, посторонней женщиной прямо на глазах, и крикнул:

– Нет! Не пущу! Лида, Лида, всё кончено, с этой минуты всё, как морок какой- то нашёл, ну, прости меня, Лида, родная… Никогда, никогда больше…