Далия Трускиновская - Душа и дьявол

И тут я вспомнила про перышко и про вторник.

Шабаш — во вторник.

Перышко приведет.

Придя домой, я достала его из секретера и положила посреди стола. И что же дальше? Ждать полночи? Раздеваться догола? Ведь в таком, кажется, виде положено являться на шабаш?

Я не люблю смотреть на себя голую. Опять же, это не старая дева во мне кудахчет. Я давно уже не дева. Просто голая я раза в два толще, чем одетая. И это раздражает. Чем объясняется такой оптический эффект, сказать не берусь. И поэтому даже в раздевалке нашей душевой я стараюсь не смотреть в зеркало, чтобы не расстраиваться.

Поэтому я и задумалась — как быть с парадным туалетом? Наконец нашла компромиссный вариант. У меня есть бирюзовый комбинезон из бифлекса, он обтягивает и ноги, и талию, и грудь, так что я чувствую себя в нем не хуже голой, только куда эстетичнее. Руки и спина все-таки обнажены, и придется прочим ведьмам смириться с моим видом. Это все, на что они могут рассчитывать.

С волосами тоже возникла проблема. Ведьмы лохматые. А я закручиваю высоко на затылке узел. Привычка молодости, позаимствованная у знакомых балерин. Не терплю лохматости. Даже на ночь заплетаю косу и завязываю конец ленточкой, чтобы не расплелась. Поразмыслив, я все-таки сделала узел. Если уж очень припечет — так и быть, распущу.

Натянув комбинезон, я села и стала смотреть на перышко. За окном понемногу стемнело. И тогда оно шелохнулось. По комнате словно ветер пролетел. Перышко вспорхнуло и вылетело в прихожую. Там оно легло на пороге.

Я ожидала всего на свете — явления верхового козла, запряженной драконами колесницы, разверзшегося потолка, — только не того, что на шабаш придется идти пешком. Пришлось накинуть поверх комбинезона самое длинное из моих платьев и отворить дверь. Перышко вылетело на лестницу.

От современных бесов, видимо, можно было ожидать любой нелепости. Я взяла сумочку — вполне возможно, что они заставили бы меня ехать на шабаш трамваем или троллейбусом. И пошла за перепархивавшим по ступенькам черным перышком.

Идти оказалось недалеко. Перышко привело в трехэтажный облупленный дом, на первом этаже которого были химчистка и прачечная. Я перепугалась — шабаш в химчистке? Оказалось, нет. Перышко влетело в парадное и вознеслось на второй этаж. Там оно легло на коврик перед дверью. Мне оставалось только позвонить.

Должно быть, для советской женщины «шабаш» и «группен-секс» — синонимы. Честное слово, я ожидала увидеть толпу голых людей, занимающуюся любовью вповалку, на диванах и под столами. Но дверь мне открыла почтенная седая дама в закрытом нарядном платье. Волосы были тщательно уложены, лицо аккуратно подкрашено, словом — вид самый достойный. На ногах у нее были элегантные лодочки с бантами.

— Добро пожаловать к нам на шабаш! — сказала дама и провела меня в просторную комнату.

Посреди этой комнаты стоял круглый стол. А за столом сидели шесть женщин разного возраста, но все одинаково элегантные, кроме одной бабуси попроще. Они пили чай из нарядных чашек, посреди стола чуть ли не светился домашней выпечки роскошный торт с разноцветными розами. По хрустальным блюдам были разложены пирожные и пряники. Я огляделась — ни одного мужчины. Мне стало неловко за мое платье и выглядывавшие из-под его подола штанины комбинезона.

Перышко тоже просочилось в комнату, вспорхнуло и улеглось у меня на груди. Тут я заметила, что и другие женщины украшены такими же черными перышками.

— Садитесь, — предложила хозяйка, — и будем знакомиться. Меня зовут Анна Анатольевна. Можно просто Анна, мы здесь обходимся обычно без отчества.

— Жанна, — коротко сказала я, соображая — неужели все они подписали договор с туманным бесом?

— Клавдия, — улыбнулась, отодвигая для меня стул, самая молодая из женщин. И тут я поняла, что это была первая улыбка за все то время, что я изучала комнату и участниц шабаша.

— Евгения.

— Галина.

— Нина.

— Рената.

— Баба Стася, — бабуся развела маленькие темные ладошки, как бы недоумевая, — надо же, состарилась, внуки бабой прозвали, привыкла…

Я села за стол. Тут оказалось, что о моем приходе знали заранее — поставили на стол чашку с блюдцем, ее даже не пришлось искать — она стояла напротив пустого, ожидавшего меня стула. Мне налили чаю, подвинули печенье, положили кусок торта. Вообще я таких жирных вещей не ем, но тут из вежливости расковыряла.

— А помнишь, баба Стася, какой ты пирог испекла с ливером? — спросила Евгения, сухая блондинка лет пятидесяти.