Андрей Себежский: Пятый убийца, или Этюд в кровавых тонах

Выглядело существо в целом как человек – но было очень высоким и, как он испытал на себе, обладало неимоверной физической силой. На черном силуэте в дверном проеме сарая выделялись глаза – они горели холодным зеленым блеском, освещая бледное лицо с выступающими изо рта клыками…

Он перестал подниматься и обессиленно лег на пол сарая. Это вампир. Сейчас он выпьет его кровь. Сейчас все кончится…

Вампир неуловимым движением переместился к нему. Нагнулся и легко одной рукой поднял его и сильным ударом прислонил спиной к стене. Их лица поравнялись, глаза встретились.

– Ты будешь… – прошипел он, – ты будешь умирать долго…

Человек опустил голову.

– Будешь умирать долго, – продолжил вампир. – Если не расскажешь мне о нем.

– Кто… Кто вас интересует? – тихо и обреченно спросил мужчина, заранее зная ответ.

– Шерлок Холмс!

…Где-то далеко от того места в просторном пустом зале средневекового замка из рук рыцарских доспехов, стоявших позади трона, выпал меч.

Сразу же около него неизвестно откуда появилась девушка с иссиня-черными волосами. Присев около меча и взяв его в руки, она несколько минут смотрела на лезвие, и с каждым мигом ее прекрасные глаза становились все грустнее.

Наконец девушка поднялась, с неожиданной легкостью подняв и меч и вставив его обратно в руки доспехов.

– Милорд! – негромко произнесла она, но слова ее, кажется, были слышны в каждом самом отдаленном закоулке огромного замка…

Казалось, даже небо хмурилось в этот день. Пароход «Оронтес» шел на всех парах, разрезая серые воды и слегка покачиваясь. Из небольших сил бывшего парусного судна команда старалась выжать все, что могла. Это плавание хотелось закончить быстрее – по многим причинам. Конечно, матросам хотелось домой, но это никогда не было главным. На борту было 37 раненых, стонущих и орущих, или тихо молящихся и обреченно молчащих – вот это была истинная и очень весомая причина, по которой капитан корабля заставлял своих парней гнать что есть мочи.

– Капитан Карпентер! Капитан Карпентер!

Женский голос.

Капитан Карпентер понял, что задремал. Кажется, опять чуть не пришли к нему в голову гарпии – или как их там, – русалки и тот самый кракен, который навсегда оставил отметину на его теле… Получается, этому женскому крику надо быть благодарным за то, что он избавил его от всего этого…

– Капитан Карпентер!

Нет, все-таки такому крику не надо быть благодарным. Он как-то нехорошо отдавался в голове, как будто бил по ней молоточком.

Голос был все ближе. Вот уже послышался топот ног по лестнице, ведущей к нему в каюту. Капитан Карпентер почему-то даже понял, кто это бежит. Ему подумалось, что, наверное, нужно поднять голову со стола и хотя бы сделать вид, что он работает.

С усилием сделав это, он поморщился. «Капитан Карпентер»… Сразу видно, что американка. Почему нельзя просто называть его «капитан»? Он же здесь один, здесь нет никаких других капитанов – Джонсов, Смитов, Боллов – и если сказать «капитан», то не будет целого хора голосов, кричащих «Я!», «Я!», «Это я!», «Ко мне идите со своей чертовой проблемой!» Как будто быть капитаном – это только щеголять в красивой фуражке и многозначительно щуриться, отдавая команды… Если б он умел делать что-то еще, если б за это не платили побольше, чем за какие-то другие работы – да разве б он выбрал себе капитанский мостик… Вот и теперь опять – голос не предвещает ничего хорошего.

Капитан Карпентер едва успел протереть глаза, как дверь распахнулась и в дверном проеме в скупом свете серого дня появилась женская фигура. Сперва она была черной, но по мере того как она шаг за шагом продвигалась по направлению к его столу, чернота отступала, открывая миловидное личико сестры милосердия.

– Капитан Карпентер! Он пришел в себя! – крикнула сестра милосердия, еще раз вызвав бой маленьких молоточков внутри его черепа.

Следовало проявить какое-то участие к ее словам. Он собрал, кажется, все силы организма и выдал:

– Это замечательно! Каково его состояние?

Капитан сразу понял, о ком идет речь – о докторе, который сам был ранен и болен. Его погрузили на корабль из Индии вместе с другими ранеными и недужными.

Вот уже несколько лет Карпентер перевозил их в Англию – доезжало обычно две трети, – но именно такого больного еще не встречал. Он был доктором и, поговаривали, заштопал свою рану сам, затем сам вылечил себя от тифа. Но все-таки остаточные явления болезни давали себя знать: он то спал, то его лихорадило, и в бреду он никого к себе не подпускал. Причем вел себя агрессивно – ему везде мерещились демоны, с которыми он пытался бороться. А однажды одну из сестер милосердия – кажется, именно эту – он, приняв за нечисть, чуть не застрелил из пистолета. По счастью, рядом был помощник капитана с матросом, и вместе с одним дюжим легкораненым они втроем навалились на этого доктора и отобрали пистолет. Доктор потом снова впал в забытье, а пистолет капитан положил к себе в стол.