Григорий Лерин - Сказки Индийского океана

Ну, и проблем с ними хватает, но проблемы, в основном, чифу достаются. Он их лечит, а лечиться им по кайфу, как здороваться. У каждого что-то болит из внутренних органов, да и работают, как ненормальные. Вернее, как крестьяне, каковыми по сути и являются, поэтому к технике не приучены. Если электропилу взяли, значит, через пятнадцать минут в арабском мире пару пальцев не досчитаются. А пилу они берут часто. Но вот так, чтобы сразу два человека чуть богу души не отдали, такого еще не было.

Ничего, спасли… Причем, откачивали-то Колек с боцманом, а получилось, что спас Серега. Если бы он Басаеву в пасть не заглянул, то уже бы и мама Басаевская никогда не заглянула.

Вот кое-кто из ребят и считает, что начались все последующие Серегины необъяснимые подвиги с того самого дня. Вроде, как в награду. А который из пророков похлопотал: наш ли, их ли – да какая разница? Главное, что наверху обратили внимание и поощрили. И всех остальных простимулировали соответственно. Сразу начинаешь вспоминать, сколько штук старушек через дорогу перевел.

А дед 8 8 Дед, дедушка – традиционное прозвище старшего механика на российском флоте. , например, уверен, что Серега таким и родился, только проявилось не сразу.

Серега на «Аль-Нахлу» совсем недавно сел. Списались в отпуск четверо человек: матрос, моторист и штурман с механиком. Четверо, соответственно, прибыли. В Иорданию, в Акабу. Приходилось бывать?

Летишь хорошо, с комфортом: ни тебе хождений по ногам, ни очереди в туалет. После взлета стюардессы с тележками пробежали, иорданцы на виски и водку накинулись, как перед Судным Днем, и через полчаса почти все пассажиры в полной отключке. Если кто-то и бродит трезвый по салону – значит, русский. Такие вот удивительные парадоксы случаются в рейсе Аэрофлота «Москва – Амман».

Из Аммана до Акабы шесть часов на микроавтобусе по каменистой равнине. Лишь иногда вздыбится одинокий холм, или промелькнет небольшая деревенька с приземистыми домами и единственным полузасохшим деревом на всех, а потом снова серая, безлюдная, плоская, как сковородка, пустыня. И кажется, что все замерло на месте, и время, и солнце остановились, и две тысячи лет слились в одно мгновение…

– Эй, погоди, Махмуд, джигит, генацвали, или как еще тебя там! Посмотри, вон человек сидит прямо на спекшейся земле посреди пустыни, уронив голову на руки. Давай подойдем, спросим, подвезем куда-нибудь.

– Нет, – отвечает Махмуд, – не нужно его беспокоить. Пришел он в пустыню, потому что среди людей больше предательства, чем любви. Но сегодня одиночество – его слабость, а завтра – величие…

Автобус тряхнуло, вскинулась голова, и разлепились сонные глаза, а вокруг застывшая и неподвижная Святая Земля, и рядом Махмуд за рулем тоже, вроде бы, спит, и стрелка спидометра мерно подрагивает у сотни.

И вдруг прямо под колесами разверстывается полукилометровая пропасть, на дне которой в лучах заходящего солнца малахитово блестит Акабский залив. Автобус проваливается вниз и мчится по серпантину, почти не снижая скорость, лишь Махмуд открыл глаза и крепко схватился за руль.

Еще минут сорок сумасшедшей гонки по узкой грани между отвесной каменной стеной и гостеприимно распахнутым входом в чистилище, и, наконец, снова ровная поверхность, освещенное фонарями шоссе и городские огни впереди. С нами милость Аллаха и страховой компании, а с Махмудом немилость полицейского, остановившего его за превышение скорости. И потом до самого порта молчавшего всю дорогу Махмуда уже не заткнуть даже ядром из Царь-пушки: он рассыпает знакомые проклятия в адрес дорожной полиции. Пассажиры сочувственно кивают: да, прямо беда с ними, а тебя, Шумахер хренов, там бы на фонарном столбе и повесить и, взявшись за руки с иорданским гаишником, сплясать вокруг веселый местный танец…

Акабский залив – это глубокая щель между Аравийским полуостровом и континентом, напоминающая, что тенденции сепаратизма раздирали планету за миллиарды лет до появления человека. Кому-то удалось вырваться, отколоться от монолита и уйти далеко в океан, как ни кричали вслед: «Погодите, вы еще без нас поплачете!». За удачливой Америкой потянулась Африка, прицепив с собой огромный пустынный кусок, но в последний момент Метрополия схватила ее за шиворот, удержала. Так и держит до сих пор в крепко сжатом кулаке, имя которому Синай.

Щель километровой глубины заполнена кристально чистой морской водой. Береговая линия – отвесные, мертвые, сожженные солнцем до песчаного цвета скалы. Лишь в самой верхушке залива, на небольшом пятачке между Акабой и израильским городом Эйлатом берег более ли менее пологий. Современные гостиничные комплексы и пышные, высаженные на склонах гор рощи на израильском берегу подтверждают расхожее мнение, что при желании и умении везде можно неплохо устроиться.