Лишённое сострадания железное лицо Сикирчи, двести лет назад променявшего человеческую душу на крылья, чёрными глазами приоткрывает завесу для всех чуждого мира. Сухо и хладнокровно перебирает он в правой руке необычные чётки. Лишь ему одному известно чьи кости послужили для их появления на свет. Стальные перья у него за спиной в лунном серебряном свете становятся острыми, словно бритва. И если случайно одно из них падает в низ, то не встречая сопротивления режет в полёте всё, что попадается ему на пути, и достигнув мха скрывается, уходя глубоко в чрево земли. Раз в год Сикирчи приносит сюда ураган из тех мест, где лёд под ногами не тает уже миллионы лет.
Злой волшебник Дэф глухо ворчит, но подчиняясь всеобщему правилу, старается обходить тех, кто идёт ему на встречу. За его спиной ивовая сетка, а в ней птицы, кричащие голосами украденных им непослушных детей.
Старуха Мишь, в волосах которой запутался северный ветер, гонящий белые сливки волн Ледовитого океана лизать чёрный берег. В душе у неё метель поёт песни, которые уже не суждено услышать никому. Из рукавов рубахи, сплетённой волокнами крапивы, тихо сыпется снег и едва касаясь травы тает не долетая до земли. В мудром старческом взгляде отразилась печаль и тусклый свет прожитых тысячелетий.
Злые карлики с острыми топорами в руках, негромко звенят бубенцами в двуцветных красно-жёлтых шутовских колпаках. Добрые великаны в расхристаных рубищах, видя их чуть заметно кивают при встрече. Толпы ведьм всех мастей прихрамывая и опираясь на кривые палки текут сквозь базар тёмной водой.
А за прилавками фигуры, похожие на людей. Лица, прикрытые капюшонами, сотрясаясь от смеха читают страшные, известные только им мантры и заговоры. От яда в речах увядают цветы. А на исцарапанных чьими-то когтями, окаменевших изъеденных временем крепких столах, беспорядочно и завораживающе разбросано, всё что душе твоей будет угодно для создания самых разных волшебных бальзамов и эликсиров, порошков и суспензий. Сушёные крылья бабочек, такие красивые, что фантазии не хватает представить какими они были живые. Спящие летучие мыши, ящерицы с зашитыми веками, когти диких зверей, клыки, рога и копыта. Насекомые, целые и по частям.
Отдельный прилавок – мётлы с посохами, и каждый хранит на себе след Силы однажды оставленный резчиком.
А в глубине тёмных ниш за спинами продавцов, светятся приготовленные ими же экстракты всевозможных цветов. Чуть выше неперестающие биться сердца в мутном растворе стеклянных банок. А на расстоянии руки крылатые феи, крепко запертые в плетёных карзинах. Свиньи в клетках с остекленевшими от страха человеческими глазами..
Несмотря на то, что это единственное в своём роде место, случайных
здесь нет, их тут не может быть ни при каких обстоятельствах.
Сложно поведать и передать ощущения безграничности себя среди мира, который словно бутон раскрывает свои лепестки. И пыльца невыносимой лёгкости бытия, оседая внутри тебя, открывает двери иных уровней сознания. Пройдя один раз через всё это ты уже никогда не станешь прежним..
Гниль, сырость и тлен неумолимо проникали сквозь мельчайшие щели, пробивая себе дорогу через ссохшиеся, потрескавшиеся дубовые брёвна старого дома. Они отвоёвывали себе пространство, которое так и не сумели подчинить прошлой весной. Распространяясь в глубь, сколько позволяла их существо, они вкрадывались не только внутрь жилища, но и внутрь душ, живущих в нём людей. Чёрная плесень из под половиц, самых укромных уголков таящего прохладу погреба тянула свою паутину, прячась в тени горящих лучин. Её медленная поступь пропиталась могильным холодом.
Это была странная осень. Прошло семь лет его ученичества и ещё никогда за всё это время, Егор не ощущал себя таким убитым, разобранным на части будто сгоревший сруб. Как будто некая вязкая тягучая сила сдерживала его стремление собраться, что б вновь стать цельным. Он не привык к такому тягостному, щемящему душу времени года. В этот раз не пришла рыжеволосая, дарующая урожаи радостная дева-осень. Кто-то её не пустил.. С седыми волосами цвета пепла к ним приближалась чёрная старуха с белёсыми глазницами без зрачков.. Она вела за собой ссутулившуюся злую безысходность, которая теперь повисла в воздухе, отравляя собой бесконечно добрую, жизнерадостную атмосферу, царящую в доме. Ветер как воскресший покойник выл в трубе страшную песню мёртвых.
Читать дальше