Илья Фогелль - Хроники Запятнанных могил

– Вот так, дитя. – Князь внезапно воспринял подобное спокойно. – Сегодня мы переднюем здесь, но завтра после заката отправимся в новый для тебя дом.

– Но я не хочу никуда уезжать. Мой дом здесь, – принялся настаивать на своём юноша.

– Не переживай, ты привыкнешь. К тому же, это ведь не темница, ты сможешь навещать Лидию, когда у тебя будет свободное время. Да и она, думаю, не откажется иной раз заехать в гости к тебе.

Молодой вампир сидел с отрешённым выражением лица и не понимал, что происходит. Его разум не мог поверить в то, что его так жестоко обманули. Его предали. Огонёк негодования зажегся внутри него и принялся стремительно разгораться.

– Ты знала об этом. С самого начала ты всё знала, что меня заберут, не оставят здесь, но всё равно продолжала убеждать, что мы всегда будем вместе друг у друга, будем рядом! – под конец фразы Джодокус практически перешёл на крик.

Лидия не знала, что сказать. Чувство вины было настолько велико в ней, что она сама считала себя предательницей. Не было таких слов, чтобы извиниться, или она просто не знала их. Ей ведь никогда не приходилось извиняться, по крайней мере искренне. А сейчас она хотела сказать что-то, чтобы он её простил, но губы лишь сжимались и разжимались, не открывая рта. Она, та, кто мог вырезать целую деревню людей, спасовала перед одним человеком. Что же случилось? Может, в ней что-то сломалось?

Нет. Всё оказалось гораздо проще. Джодокус, как его нарекла сама Лидия, был не просто уникален, он оказался тем, кого в определённых кругах называют усилителями. Но и это было не всей правдой. Усилители делились на два типа: пассивных, тех, кого использовали для увеличения силы своих способностей против их воли; и активных, которые уже самостоятельно могли влиять на то, на что хотели, в том числе на эмоции.

Госпожа Вселенная, что же ты наделала! Доведя парнишку до этой точки в истории, она сотворила самого настоящего монстра. Активные усилители и так были крайне опасны, их старались истреблять ещё в младенчестве. Невозможно было представить, на что способен такой человек в теле вампира. Было невозможно.

– Вы все поплатитесь за это! – Может, Джодокус и не хотел поступать таким образом, но он же подросток, выращенный в нестабильной среде, обученный в обществе вампиров, которые об эмоциях уже давно забыли. Никто не учил его контролировать эту силу.

Тем не менее, с чувствами у вампиров всё было в порядке. Злость, страсть, похоть, страх и прочие животные инстинкты замечательно в них уживались. Большая часть кровососов, конечно, контролировала их, не позволяя звериному выпячиваться наружу. В ряде семей за бесконтрольность даже наказывали. А теперь представьте: пара сотен вампиров различного возраста и уровня силы становятся жертвами обиженного активного усилителя, который даже не знает, что творит. Тлеющие угли эмоциональных отголосков прошлых жизней раздулись в неконтролируемое пламя. Обезумевшие от этого переизбытка давно не используемых черт, клыкастые перестали отличаться чем-либо от жестоких и ненавистных гулей. Они принялись рвать на куски всех, кто попадался на глаза. Вампирская кровь лилась рекой, вся зала в мгновение ока окрасилась в красный.

Джодокус впал в некое подобие транса, его собственная сила стала для него ловушкой, заперев сознание парня глубоко и крепко. Сейчас он был не более чем источником опасности, причем неизвестно, остановится ли он когда-нибудь. Ведь благодаря особенности вампирской крови никто не мог даже предположить, каким окажется результат.

Князь, трое графов, пришедших с ним, и сама Лидия смогли противиться первой волне эмоционального усиления Джодокуса. Но они прекрасно понимали, что их стойкость будет сломлена, это лишь вопрос времени. Необходимо было срочно покинуть зону поражения. Рудольф, как самый сильный и опытный, невзирая на кровавое побоище, творившееся вокруг, уверенным шагом направился к выходу из зала, по дороге раскидывая потерявших контроль младших членов клана. Графы следовали за ним след в след.

Хоть и державшая себя в руках, Лидия понимала, что она не сможет помочь ничем, уходить ей не хотелось. В отличие от остальных её одолевало раздувшееся чувство вины. Оно буквально отравляло графиню. Заметив среди мешанины из тел обезумевшего Луку, отрывающего голову собрату, она заплакала. Сотни лет ей не удавалось проронить ни слезинки, а тут, словно они всё это время копились в ней, ждали, чтобы потоком хлынуть из глаз. Упав на колени, она поднесла руки к лицу. Грусть вперемешку с печалью, стыдом и обидой окончательно захватили её сознание, погрузив Лидию в самую настоящую истерику.