— Боже праведный! — воскликнул я. — Как можно, чтобы прекрасная женщина была такой корыстной, бесстыдной дрянью?
— О, вы совсем не знаете… я не могу рассказать вам! Не судите меня так строго. Бог свидетель, я не такая, как вы думаете. Когда-нибудь вы узнаете… Но, — запнулась она, — слиток… где он? Он мне очень нужен. Я пропала, если вы не вернете его.
— Возьми его, обманщица! — вскричал я и подал ей слиток, в который она вцепилась что было сил. — Я и не собирался забирать его. Золото, изготовленное под той же крышей, что укрывает тебе подобных, проклято.
Оставив без внимания ее жалкие попытки остановить меня, я спустился, спотыкаясь, по лестнице и поспешил домой.
На следующее утро дверь кабинета, где я выкуривал свою обычную сигару и размышлял о странных ночных знакомых, открылась, и вошла Марион Блейклок. У нее был тот же испуганный вид, что и вчера; она с трудом переводила дыхание, словно всю дорогу бежала.
— Отец встал с постели, — выдохнула она, — и снова хочет заняться своей алхимией. Это не убьет его?
— Да что вы! — холодно проговорил я. — Но лучше бы ему остаться в постели, чтобы не растревожить раны. Впрочем, не волнуйтесь; его ожоги не столько опасны, сколько болезненны.
— Слава Богу! Слава Богу! — с жаром воскликнула она и, прежде чем я успел опомниться, схватила мою руку и поцеловала ее.
— Ну же, хватит, — сказал я, отдергивая руку. — Вы мне ничем не обязаны. Вам бы лучше вернуться к отцу.
— Не могу, — ответила она. — Ведь вы презираете меня… разве нет?
Я промолчал.
— Вы считаете меня чудовищем… преступницей. Когда вчера вы отправились домой, то удивились, как такое подлое создание, как я, может быть красивым.
— Вы ставите меня в неловкое положение, мадам, — сухо произнес я. — Прошу вас избавить меня от этого.
— Погодите. Мне больно оттого, что вы плохо думаете обо мне. Вы хороший и добрый, и мне хочется, чтобы вы видели во мне человека. Если бы вы знали, как я люблю своего отца!
Я не мог сдержать горькой усмешки.
— Вы не верите? Хорошо, я расскажу вам. Всю ночь я не смыкала глаз и все думала, сказать вам или нет. Я не смела, но сейчас я решилась. Я больше не могу жить во лжи. Угодно ли вам выслушать меня? Я хочу оправдаться перед вами.
Я согласился. Ее чудесный мелодичный голос и невинная чистота ее черт завораживали меня. Я уже почти верил в ее невиновность.
— Отец поведал вам не все. В течение многих лет его преследовали неудачи в поисках секрета, как получить золото из других металлов. Он вам не признался, что эти неудачи едва не убили его. Два года назад он был на грани смерти, когда работал, не щадя сил в своей безумной гонке за призраком золота, и с каждым днем все больше слабел и чах. Я видела, что если его разум не освободится от этого бремени, то он умрет. Мне было плохо от одной мысли об этом. Я ведь любила его… и сейчас люблю. Люблю, как никто другой. Все эти годы лишений я держала дом на себе, зарабатывая на жизнь иглой. Это тяжкий труд, но я шила… и сейчас шью!
— Как? — вскричал я с изумлением. — Разве…
— Выслушайте меня до конца, прошу вас. Наберитесь терпения. Мой отец умирал, видя, как рушатся его надежды. Я должна была спасти его. Я работала день и ночь, до изнеможения, и сумела скопить почти тридцать пять долларов банкнотами. Я обменяла их на золото и однажды, когда отец отвернулся, бросила золото в тигель, где отец в который раз пытался получить этот драгоценный металл. Я уверена, Бог простит мне мой обман. Я ведь не знала, что моя глупость доведет нас до нищеты.
Вы и представить себе не можете, как радовался отец, когда обнаружил на дне тигля осадок из чистого золота. Он плакал, плясал, и пел, и строил воздушные замки. У меня даже голова пошла кругом. Он отдал мне слиток, чтобы я его сохранила, и вновь занялся своей алхимией. И опять все повторилось. Отныне он всегда находил в тигле одинаковое количество золота. Лишь я одна знала, в чем секрет. Бедный мой отец! Он был счастлив почти два года. Ведь он даже не сомневался, что копит состояние. Все это время я усердно работала иглой. Но когда отец обратился ко мне за сбережениями… О, это потрясло меня. Только тогда до меня дошло, как глупо я себя вела. Я не могла дать ему денег. У меня их и не было. Никогда. Но он твердо верил, что у нас четырнадцать тысяч долларов. Сердце мое едва не разорвалось, когда я узнала, что отец подозревает меня в самых низменных поступках. Но я не виню его. Ведь мне нечего было сказать о богатстве. А он так верил в него, и все из-за меня. Я должна была понести наказание за свою ошибку. Ведь скажи я ему правду — и она бы убила его. Поэтому я молчала. И страдала.
Читать дальше