Юлия Афиногенова - Хокку для души и дивные стихи забвения. + Рассказы и размышления

Слышу, как звонит телефон. Я оставила его в спальне на тумбочке. Допиваю чай и спешу ответить на звонок. Это Сьюзен:

– Ты там как? Кинула меня тут одну! – Слышу, как она улыбается. – Поправляйся!

– Меня э-э-э… подташнивало с утра. Кажется, съела вчера что-то, – вру я. – Думаю, что завтра приду.

– Хорошо, – коротко отвечает Сьюзен, – без тебя тут тоска. Четыре пары тяжело сидеть.

Ох, сколько же я теперь пропустила. Я и забыла, что сегодня такой загруженный день. Хотя я бы все равно столько не выдержала в таком состоянии. Я будто бы вагоны разгружала. Тело все еще ноет, напоминая о вчерашнем.

– Ничего, разлука только укрепляет отношения, – шучу я.

Сьюзен смеется. У нее очень приятный смех.

– Что же ты съела такое, подруга?

– Э-эм… Думаю, это был салат, – говорю я первое, что приходит в голову.

Наверное, пора заканчивать разговор. Хватит с меня вранья. И так подмывает ей все рассказать. Или хотя бы кому-нибудь, любой живой душе, которая способна выслушать. Тяжело носить в себе эту тайну. Вот только никто не поймет, если только он сам не такой же псих, как мы с братом.

– Я пойду, прилягу, – заканчиваю разговор. – До завтра, Сьюзен.

– Ладненько, Джули, пока, – неохотно прощается та. – Не болей.

– Постараюсь, – неуверенно отвечаю я и отключаюсь.

Я снова иду в душ. Абсолютно белая ванная комната, как и кухня. Залезаю в душевую кабину и решаю побрить ноги. Вспоминаю, что последний раз делала это неделю назад. Включаю воду и достаю гель для бритья. Он пахнет персиками. Вдыхаю этот аромат и наношу гель на ноги. Движение бритвы. Еще одно. Вижу, как по ноге стекает тонкая струйка крови. Порез начинает пощипывать не сразу. Какая же она острая. Ловлю себя на мысли, что Джереми понравилось бы.

Заканчиваю бритье и закутываюсь в большое белое полотенце. Иду к шкафчику за пластырем. Как же сильно я порезалась. Обычно, когда Джереми делает это со мной, он вкалывает мне обезболивающее. Боль я чувствую только спустя время.

Надеваю свою голубую пижаму и иду в спальню. Стелю чистую постель и ложусь в нее, накрываясь одеялом с головой. Я лежу и слышу лишь свое дыхание. Еще два часа назад я лежала здесь голая, обколотая обезболивающим, а он целовал меня, кусал, ставил на моей коже засосы и порезы.

Закрываю глаза и чувствую, что хочу спать. Я совершенно не выспалась. Кутаюсь поудобнее и засыпаю. Тело полностью расслаблено и уже не так сильно болит. Мне уже намного легче.

Во сне я вижу маму. Она куда-то спешит. И так было всегда. Она с нами почти не занималась, отдавая нас на попечение нянек. Она работает учителем младших классов. Мама занимается воспитанием чужих детей, притом что на нас у нее никогда не было времени. У нее вечно взлохмаченные светло-русые волосы, она не умеет одеваться, пользоваться косметикой. Но мужчинам она нравится. Раньше она все время проводила на свиданиях, в поисках любимого мужчины, который захочет остаться с ней навсегда и примет ее такой, какая она есть. Я не хочу ее обвинять. Когда она родила Джереми, ей было всего семнадцать лет. С нашим воспитанием ей помогали моя бабушка и дядя Дэниел – родной брат мамы. Вот только это длилось недолго, вскоре бабушку сбила машина. Водитель тогда даже не остановился, чтобы помочь. А дядю арестовали за кражу со взломом, которую он не совершал. Его подставили. А потом он был убит в тюрьме своим сокамерником. Мне на тот момент было всего полгода.

Грустно. Но что было, то было. Прошлое, к сожалению, я изменить не могу. Поэтому нужно думать о будущем. Хочется уже скорее покончить с учебой и начать работать. Сейчас я зависима от Джереми в материальном плане и не только. Хотя чувствую, что его потребность во мне намного сильнее, чем моя в нем.

Я сплю, и мысли уносят меня все дальше и дальше. Мне снится наша старая квартира с облезлыми обоями, обшарпанными полами и захламленными шкафами. Во сне я вижу момент из своей жизни, о котором стараюсь не думать наяву. Я открываю ящик комода и нахожу там пухлую зеленую записную книжку, которая принадлежит моей маме. Книжка полностью исписана мелким неразборчивым почерком. Медленно листаю тонкие пожелтевшие страницы. На одной из них буквы с такой силой вдавлены в бумагу, что она вот-вот порвется: «…я не могу без него, думаю только о нем. Так нельзя. Я не могу объяснить свои чувства к нему. Это неправильно. Что же мне делать? Как же нам быть дальше? Я сказала маме, что ребенок от парня с отдыха и что сама во всем виновата. Она хочет искать этого мифического парня, но я пытаюсь убедить ее, что это бесполезная трата времени и сил. Никто никогда не узнает правду…»