Светлана Гребенникова - Мерцание зеркал старинных. Странная любовь

– Ой, граф, мне кажется, вы не в себе! Вам нужно остыть. Я не могу позволить вам войти в свои покои. Боюсь, вы всё тут разрушите, а здесь такая прекрасная комната. Ваши домашние, видимо, так старались, придавая ей столь изысканный вид.

– Наташка-а-а! Оставь этот бред! Пусть его слушает этот бедный недоносок, твой будущий муженек! Ох, как я ему сочувствую! Боже мой, – восклицал Николай, доведенный до крайности, – бедный мужчина, которому досталась столь необузданная особа! Открыва-а-ай!

Он стучал всё громче, и мне пришлось открыть. Он только занес руку, чтобы снова ударить, как она распахнулась… и его ладонь опустилась точно на мою грудь.

– Граф, – я приняла надменный вид, – что вы себе позволяете? Уберите руку! Фи-и-и…

На него словно вылили ушат холодной воды. Он отдернул руку и попросил прощения. Николя совершенно запутался и не знал, что сказать. Я стояла, сложив руки на груди, и смотрела на него в ожидании:

– С чем пожаловали, граф? Напоминаю вам, – назидательно сказала я, – что вы вновь стучитесь к незамужней барышне, которая собирается под венец.

– Да замолчи ты, несносная, оставь это! – наконец пришел он в себя. – Ты зачем такое со мной сделала?! Я тебе не нравлюсь?! Ты хочешь сделать мне больно?! Сорвать мои намерения жениться? Что?!

Я молчала, сохраняя спокойствие и делая вид, что внимательнейшим образом его слушаю.

– Где?! Где ответ на твои загадки? Где он лежит? Я схвачу его и убегу во-о-он!

– Ответ? Поищи. Ведь ты же умный. Вот и попробуй! А сейчас мне нужно переодеться, пожалуйста, удалитесь, граф!

Он дохнул мне в лицо горячим воздухом и, развернувшись на каблуках, вышел. О, как прекрасно от него пахло! Как великолепно он был одет, как статен и прекрасен в своем гневе! Я закрыла дверь и улыбалась, расхаживая по комнате. «Какая виртуозная игра! Как хорошо, что я сюда попала. Замечательно!» Я забыла все свои недуги, головные боли, даже Федька мне ни единого раза не снился. «Ах, следующая ночь – она вторая. Интересно, осмелится ли он? Как волнительно, дождаться бы… Сумерки, спускайтесь поскорее! Я жду развития событий!»

Через некоторое время в дверь робко постучали. Я чуть не подпрыгнула от радости, но услышала робкий голос служанки. Я смотрела на нее с надеждой: быть может, он послал за мной? Но я ошиблась: граф Петр Борисович приглашал гостью к обеду.

Я не замедлила явиться. За столом, кроме старого хозяина, никого не было.

– Наталья Дмитриевна, голубушка, составьте компанию старику. Я не понимаю, что происходит в доме, куда все разбежались? Вас и за завтраком не было… Может, вам не понравилось, и вы голодовку решили объявить?

– Дражайший Петр Борисович, я просто устала после долгой дороги, вот и не вышла к завтраку, но с удовольствием с вами отобедаю.

Граф улыбнулся и велел подавать закуски. Мы мило беседовали об отце, о петербуржских новостях… Мне совсем не скучно было с этим добродушным стариком, который даже к слугам своим обращался вежливо и учтиво.

– Наташенька… можно я вас так буду называть, по-отечески? – Я улыбнулась и кивнула. – Ну, коли нас никто более не удосужился посетить, разрешите предложить вам и далее составить мне компанию: ангажирую вас на прогулку по поместью. Я в ближайшие дни должен уехать по делам, так вот хочу со своей гостьей пройтись в охотку по окрестностям. Позволю себе заметить: здесь много интересного.

Это было наилучшее предложение, которое сейчас мог сделать мне граф. Нужно было приятно скоротать время до вечера, и я радостно согласилась.

Мы неспешно прогуливались по аккуратно подстриженным аллеям. Граф рассказывал мне обо всем, что мы видели, а я внимательно слушала.

– После смерти Варвары Алексеевны, жены моей, и нашей дочери Анечки жизнь в Петербурге стала для меня невыносимой. Я люблю и Вареньку, и Николая, но… это другое. Анечка была сильно привязана ко мне, а я в ней просто души не чаял… – он помолчал немного и вздохнул. – Вот завершу на земле кое-какие дела, да к ним отправлюсь, заждались они…

– Петр Борисович, что вы такое говорите… – пролепетала я, не зная, как отвлечь старика от грустных мыслей.

– Николая вот женю… – и вдруг он встрепенулся. – Наташа, а пойдемте, я вам одну диковинку покажу, думаю, вам интересно будет.

Мы шли среди ровно подстриженных лип центральной аллеи, ведущей к павильону Эрмитаж (граф называл его французским), где на невысоких постаментах красовались статуи древнегреческих богов. Петр Борисович гордо сообщил мне, что всего скульптур в парке более шести десятков.