Полина Елизарова - Картонные стены

– Мы же с вами хотим одного и того же… чтобы она нашлась. Вы спрашивайте, а я отвечу, если смогу. Просто Алинка действительно такая… Словно одна ее часть существует здесь и сейчас, а другая – в каком-то ином мире. При этом она, в отличие от меня и своего мужа, собранна и уравновешенна. Часто, при смене погоды, ее беспокоили скачки давления, в эти дни она могла подолгу лежать у себя. Но даже в такие моменты – а ведь от этого чертового давления каждый второй в этом сраном климате страдает! – мне казалось, что она врет…

– Она только здесь такая стала? – решив пока не отступать от выбранной тактики, равнодушно уточнила Самоварова.

– Нет. Я замечала и раньше.

– Раньше – это до Андрея?

– Да. Какое-то время мы вместе снимали квартиру. Но в последние дни в Алине появилось то, чего раньше в помине не было.

– И что же?

– Высокомерие! – не скрывая засевшей в ней обиды, взвизгнула Жанка. – Я вам говорила, она со мной в молчанку играла с вечера пятницы, а в воскресенье вообще меня послала!

– Погодите… Возможно, то, что вы приняли за высомерие, было связано с внутренней напряженной работой мысли.

Самоваровой необходимо было перво-наперво узнать подробную биографию пропавшей, а не опускаться до бабьих разборок из-за пропавших заколок и прочего житейского вздора.

– Когда вы снимали квартиру?

– Да какая разница! Пять лет мы вместе прожили, целых пять лет… А потом появился он, и мне пришлось съехать.

– Об этом позже. Как вы с ней жили?

– Хорошо, – Жанна теребила длинную веревочку-завязку от капюшона своего черного худи. – Случалось, у нас даже любовники были общие.

– Одномоментно?

– Конечно, нет! – глухо хохотнула распоряжайка. – Но… вы же понимаете, две молодые симпатичные девушки в большом и жадном городе… В тот период нам приходилось выживать. Это были мужчины ради…

Она явно не могла подобрать подходящий, по ее мнению, для ушей Самоваровой эвфемизм. Конец веревки уже дошел до колен, и она безжалостно за него дернула.

– Денег? – подсказала Варвара Сергеевна.

– Не совсем… Вы только не подумайте, проституцией мы не занимались! Ради поддержки, иногда просто ради фана.

От Валерия Павловича, который часто общался с сыном, Варвара Сергеевна переняла кучу молодежных словечек, и ей это нравилось.

Но слово «фан» ей прежде не встречалось.

– Не совсем понимаю, что это.

– Фан? Это молодость. А молодости свойственно особо не париться.

– И в этом ее преимущество.

Веревка вылезла из капюшона и оказалась в руках распоряжайки. С мольбой во взгляде Жанка покосилась на собеседницу.

И Самоварова ей подыграла:

– Представьте, я тоже была молода, а опрометчивые поступки совершаю и по сей день, – с иронией произнесла она. – Расслабьтесь, Жанна, не в моих правилах осуждать людей. Меня пригласили сюда, чтобы помочь, а не разоблачать ваше общее прошлое.

– Но вы же сажали людей в тюрьму?! – как будто внезапно опомнилась распоряжайка.

– Не я сажала, суд. Но вовсе не за фан.

– А за что?

– За нарушения закона, перечисленные в уголовном кодексе Российской Федерации.

– Ясно… А вы совсем не похожи на следователя. Я бы подумала, что вы из творческой интеллигенции – какой-нибудь ответственный редактор, решающий судьбы рукописей.

– В каком-то смысле мы все решаем чьи-то судьбы. А что касаемо меня, то я уже давно не следователь, а расследователь. – И Варвара Сергеевна улыбнулась своей коронной рассеянно-задумчивой улыбкой. – А сейчас вот пытаюсь писать роман.

– Вы очень интересный человек, – после паузы продолжила Жанна. Теперь она явно старалась подольститься, закрепиться в снова пойманной тональности общения. – Кстати, может, по кофейку, для связки слов в предложении? А еще лучше – по коньячку?

– Для коньяка рановато, а от кофе не откажусь.

– Тогда пойдемте в дом!

– Но у меня тоже кофе есть, а сегодня, благодаря вам, есть уже и чашки.

– Там ваш Валерий Павлович, и я ему явно не нравлюсь. Не обижайтесь, но у он у вас больно заумный. Ни слова, как говорится, в простоте… Мне сложно с такими людьми.

– Глупости. Хотя, как скажете, можно и в большой дом.

Этого Самоварова и хотела.

Жанна повела ее через террасу, на которой рабочие, допивая кофе, что-то негромко обсуждали.

На сей раз даже не взглянув в их сторону, распоряжайка приоткрыла дверь.

Отуда-то из глубины, видимо, со стороны центрального входа, послышался разговор.

– Я буду ждать маму здесь! – раздался тоненький упрямый голосок.