Елена Григорьева - Пятый уровень

Крышка гроба приподнялась, как-то нерешительно сдвинулась, вновь опустилась, а затем с шорохом поехала вбок.

«Как там было в страшилке? Мальчик залез под стулья, и его не нашли?»

Крышка с грохотом свалилась мне под ноги, и из гроба поднялся, садясь в нём, абсолютно голый мужик.

«Это он! Тот бомж с костяной дубиной!»

Не знаю, как я узнал его – наверное, по клочковатой чёрной бороде. Вот только теперь он ничуть не походил на обычного бомжа – пусть и запущенного, но живого человека. Нет, сейчас он полностью соответствовал своему ложу: его тело было абсолютно серым, каким-то рыхлым и пористым – словно покрытым пеплом, и совершенно иссушенным, с чётко выступившим барельефом костей. Вокруг суставов кожа сморщилась и неестественно обвисла, словно сильно растянутые кузнечные меха.

«Милая парочка они с бабкой!» – пронеслась в мозгу шизоидная мысль.

Зловещая фигура медленно повернулась в гробу и неуклюже перекинула ногу через его край. Под весом тела гроб качнулся, грозя опрокинуться, но оживший труп неожиданно лихо спружинился и спрыгнул на пол. На меня уставились мутные, подёрнутые белой плёнкой глаза. Я попятился и упёрся в соседнюю стену, как-то сумев шмыгнуть вбок.

Это тело не кричало, как бабка, а просто методично бросалось, широко загребая руками, не меняя сосредоточенно-каменного выражения лица. Удивительно, но я успевал уклоняться, ускользая в последний момент, перелетая от стены к стене, врезаясь в них плечами, отталкиваясь, разворачиваясь и бросаясь вбок. Оказавшись отгороженным от противника табуретками, я пнул гроб в торец.

Гроб ударил мертвеца в пах, но это не вызвало ожидаемого эффекта. Мумия осела на пол, но тут же вскочила на ноги, легко сбросив с себя деревянный ящик. А я успел наклониться и схватить по табурету в обе руки, крепко сжав угловатые ножки и выставив их сиденьями вперёд, как щит. Слегка помешкав, мертвец сделал широченный шаг, легко переступив через гроб с крышкой, и вновь кинулся на меня. Решив больше не церемониться, я оставил один табурет для защиты и, качественно замахнувшись вторым, со всей дури долбанул труп по башке.

Снести её с плеч я не смог, даже с ног мертвеца не сбил. Но «неизгладимый след» всё-таки оставил: кожа на его щеке содралась, показав месиво вялых, бледных, словно вываренных мышц. Труп скособочился и замотал головой, словно «перезагружаясь», а потом опять метнулся вперёд, вырвав у меня табурет и разбив его в щепки об стену. Изо всех сил я вцепился в другой и нацелил его на врага.

Продолжения ждать не пришлось. Тело тут же схватило сиденье и дёрнуло его на себя, да с такой силой, что я лишь чудом успел выставить вперёд ногу, чтобы не упасть. Отчаянно потянув табурет обратно, я повис на нём всем своим весом, не желая расставаться с последним оружием и надеясь вывести врага из равновесия.

Только не вышло: мертвец вытянул вторую руку, надавил на мой щит и резко толкнул, выбив землю у меня из-под ног. Я упал на одно колено, тоже изо всех сил навалившись на табурет, борясь с чудовищным давлением сверху. Буравя меня глазами, мертвец шагнул ещё ближе, надавливая сильнее. Не выдержав, я рухнул назад, больно подвернув ногу и шкрябнувшись затылком об косяк. В голове зазвенело. Я криво сполз на пол. Чудовище нависло надо мной, продолжая давить. Ножки табурета больно врезались мне в грудь, и дыхание перехватило. В глазах потемнело. Я начал терять сознание в ореоле ужасной вони тухлого мяса, под взглядом титанически спокойных глаз.

«Вот и конец…»

Вдруг что-то оглушительно звякнуло, свет погас. Давление на грудь прекратилось, и каким-то седьмым чувством я понял, что в комнате совершенно один. Судорожно вздохнув, я выпустил из рук табурет, ставший теперь невесомым, дрожащей ладонью нащупал пол, оттолкнулся от него и сел. Всё ещё не решаясь расстаться со своим оружием, я с сомнением потрогал затылок, обнаружив там огромную шишку и влажную щипучую ссадину. Перекатившись на корточки, я поднялся и стал озираться во тьме. Хотел достать телефон и попробовать его включить, но тут раздались щелчки замка. Я вскочил на ноги, готовый защищаться.

Ничего страшного не произошло: в комнате было также темно, дверь не распахнулась. Я замер, прислушиваясь. Казалось, снаружи стоит абсолютная тишина: ни шагов, ни шорохов, ни звуков дыхания. Было отчётливо слышно, как с характерным проволочным бдзыньканьем корчится в последних муках умирающая лампа. Немного подождав, я осторожно вытянул руки, нащупал щель между дверью и косяком, подковырнул её пальцами и потянул на себя.