Александр Велесов - Банник

Вдоволь поплескавшись в воде господа нэпманы вскоре уже сидели за столом.

– Видите, Фёдор Иванович, как говорил один мой старый приятель из Одессы, давным-давно почивший в мир иной, расстрелянный мда… большевиками, уравнять можно только рога у козла, но не как не человека. “И Вы спросите почему? А потому, что у одного мозги думают вправо, а у другого влево. А вообще первым коммунистом был не кто иной как сын божий, да-да Иисус Христос, так гонимый новой властью.”

– Я с вами не могу согласиться друг мой – ответил ему Фёдор Иванович, густо намазывая на французскую булку чёрную икру.

– А я и не прошу соглашаться со мной, но тем не менее Иисус Христос, по моему мнению, это первый коммунист, во всяком случае доктрина одна и та же, только вместо Бога наш достопочтимый вождь пролетариата, – сказал Казимир Юрьевич, проглатывая большой кусок расстегая.

– Тогда давайте за это выпьем! – воскликнул Фёдор Иванович.

– Непременно – ответил Казимир Юрьевич, поднеся ко рту большую рюмку водки.

После некоторых алкогольных возлияний они оба снова бросились в бассейн.

Но прошло время и канули в небытие и господин Вершин и господин Тененгольц, они исчезли. Не попал господин Тененгольц заграницу, а Вершин не умер от старости. Их просто не стало…

А на смену нэпменам пришли чекисты. В принципе они и раньше то приходили, но всё больше для того, чтобы проверить тех, кто парился в бане. Ну а для Дементия все было понятно с господами капиталистами.

Но кто был за сей странный зверь – чекисты и с чем его едят Дементий не знал и потому стал готовиться к неизвестности. Да и само слово – чекист не внушало ему доверия, какое-то оно было убогое что ли …

И он вспомнил, что когда-то ещё при царе –батюшке в баню любили студенты хаживать из местного университета и учились они на медиков. И часто он любил их разговоры подслушивать … И про морги, и болезни всякие, и про всяку-всячину … И любил тот народ – эти медики слово в быту употреблять и как понял он непотребное слово больно и было оно такое замудрённое больно. Дементий, почесав шишку на лбу вспомнил слово и аж чуть от радости в печь не угодил. Онанисты! Онанисты!

Именно эти самые слова онанисты и чекисты больно похожи были и сразу потому вызвали неприязнь у него.

Ведь оно как для него было …Новый человек и новые порядки принести может, а там и глядишь кто знает, что ему в голову взбредёт?.. Что за лихо он с собой притащит? А то решит и баню снести к чертям собачьим и всё тут. И оставит несчастного Дементия без дома.

Вот такие думы одолевали старину Дементия и кручинился он по первому числу, пока оказалось, что и чекист, вроде как человек и ему тоже и парилка и не чужда.

Но только не любил он конечно разговоры их слушать, чекистские… а то начнут за здравие, а кончат за упокой.

Этот самый чекист любил водку кушать и по боле чем и господа офицеры, и мужики с сохи.

Водка, как говорили сами чекисты, для них молоком материнским была.

И вот как-то заслушался он беседой двух чекистов. Один из них был лысый с большим брюхом, а второй маленький, коренастый с небольшими усиками. И говорит лысый маленькому.

– Ну что Макар выбил ты из этого Флебенсонова сына где отец их покойник заначку оставил?

– Скоро скажет всё … – скрепя зубами произнёс Макар, – Этот буржуйный сынок итак нам уже и драгоценности фамильные передал, но не всё. Золота там конечно немерено было. Это уж точно. Но папаша в могилу унёс.

– Давай выбивай из него и вместе с зубами! – вскрикнул в конце лысый и добавил – И парку, парку подбавь! Ух – ах!

– Щщщас, товарищ Бондарь, щщщас, мы всю эту контру из них то и выбьем!

– Начни с меня! – аж взвизгнул от удовольствия лысый, когда веник в руках Макара стал окучивать его круглую жопу. – Выбивай эту сволочь! Выбивай её раз этакую! Вот так, вот так. – замлел он.

– Давайте товарищ Бондарь я Вас холодной водой окачу и предлагаю в предбанник за водкой сходить.

– Давай окати родимый, окати. Уффф… – в конце вздохнул лысый, – Всё пошли водки храпанём!

И они поплелись в предбанник, а тут Дементий тут как тут и ему ж охота дальше дослушать о чём эти чекисты ещё гутарить будут.

– Я вот что скажу тебе Макар, – закатив глаза произнёс товарищ Бондарь, а потом вдруг словно спохватившись заорал как резанный, – Прохор! Прохор – окаянный!

Тут словно из-под земли возник старый мужик, худой и длинный как жердь, с длинным орлиным носом и зачёсанной назад седой чёлкой. Это был последний банщик из тех, кто выжил после всех революций и войн. Раньше их три было, а ещё пару дворовых – уборщиков, но после всех мобилизаций и войн остался один лишь Прохор, проработавший в бане никак не меньше чем тридцать последних лет.