Юрий Салов - В поисках героя. Часть первая

Запись состояла из нескольких роликов длительностью минут двадцать, и за это время журналист Сергей израсходовал полпачки сигарет - зажигал, затягивался пару раз, машинально выбрасывал начатую сигарету, снова доставал из пачки. Вид у него был ошарашенный.

- Откуда она у вас? - спросил наконец он. - я кое-что слышал об этом...

- Она была найдена у одного из убитых бойцов Бумеранга, - практически не курящий Данзас тоже позволил себе сигарету. - когда я увидел материал, я понял что у меня нет выбора и почти нет времени. Пришлось рискнуть.

- Что вы от меня хотите?

- Вы можете сказать, кем это могло быть снято? Кто мог быть оператором?

- Вы мне льстите! - закурил новую сигарету Ольховский. - Не знаю, что вам рассказал обо мне Геннадий, хотя я конечно знаю многих операторов в своей среде. У меня достаточно связей. Но если этот человек из другого региона? Или россиянин? - Он продолжал смотреть.

- Что же, запись, похоже подлинная. Смонтирована не менее чем из десятка кусков, но скорее всего, не фальшивка. Полагаю, видеооператор сам принимал участие в убийстве мирных жителей. А это совсем другое дело...

- В каком плане?

- По неписаным законам журналистики можно снимать все. За исключением преступлений, непосредственным участником которых являешься ты сам. За такое, помимо уголовного наказания, следует немедленное изгнание из профессиональной среды, а коллеги могут запросто дать по морде.

Ольховский просмотрел пленку еще раза три, стараясь не обращать внимания на кровавые подробности, но подмечая технические нюансы работы - ракурсы, скорость наезда трансфокатора, угол освещения, время отрывков и прочее. У Сергея была отличная память. Манеру съемок разных операторов он знал неплохо, и теперь его не покидало ощущение, что он знаком с тем, кто снял этот фильм. Или, по меньшей мере, работал с пленками этого оператора. В этом практически не было сомнений.

Журналист меланхолично сделал глоток принесенного гостеприимным Геннадием кофе.

Но кто ж этот анонимный оператор?

- Что-то вспомнили? - от внимательного взора Генриха не укрылась озабоченность журналиста.

- На кассете, которую сегодня утром я взял оцифровать, схожий сюжет. Только там уже постфактум показ трупов после зачистки деревни ополченцами. Но штука в том, что почерк очень схожий.

- Ну или теми, кто хотел сойти за ополченцев, - бросил Генрих.

- Возможно. Откровенно говоря, непонятная какая-то жестокость. Демонстративная, так скажем. Вот они вырезают сердца у четырех женщин, привязанных к деревянным столбам. Работают в открытую, ни от кого не таясь на записи. Затем продолжают резать дальше уже трупы - печень, желудок, селезенку, вытаскивают кишки. Это же не для пересадок делается, когда столь антисанитарные условия. Значит для других целей.

- Это не кураж, а типичный случай жертвоприношения, - объяснил ему Генрих. - просто для нашего времени, для этих мест это очень необычно, выглядит шокирующе. Например, что делает вот этот тип?

Данзас показал на экран, где плотный, крепко сбитый, темноволосый, но уже с сильными залысинами мужчина лет сорока в дымчатых очках стоял рядом с умерщляемыми и держа в руках какую-то тетрадь, что-то негромко бормотал. На другой записи он ходил вокруг трупов и также ронял в пространство непонятные фразы.

- Прибавь звук, - попросил журналист. - на каком языке он говорит?

- На испанском, кажется. - вслушался Данзас. - Что подтверждает мою версию.

- Бред какой-то. Но мне надо разобраться со своей кассетой. Оставишь свою запись мне?

- Не стоит. Постараюсь передать запись в контрразведку. Есть там у меня один знакомый.

- А в СБУ не проще отдать запись?

- СБУ много ненужных вопросов начнет задавать, особенно насчет моего пребывания здесь. Нет, мне надо попасть домой, а там я уже взорву эту бомбу.

- Хорошо. Я сейчас еде к себе на канал, если что вспомню - позвоню Геннадию.

Пленку Ольховский смотрел дважды. Время от времени он останавливал кадр и выводил на дисплей большого разрешения отдельные фрагменты.

Уложенные в дорожную пыль раздавленные детские тела. Мимо...

Висящий на заборе старик с перерезанным горлом. Мимо...

Горящий сарай, рядом - угол какого-то дома. Мимо...

Растерзанный труп пожилой женщины. Мимо...

Обгоревшие тела из сожженного сарая. Мимо...

Мимо, мимо, мимо...

'Вот оно! - опытным взглядом отметил Сергей. - отрывок с детским телами был снят первым и потом вмонтирован в середину. Как бы кульминационной точкой, с максимальным количеством трупов. Дальше идут только общие планы... Стоп!'