Эжен Марсэль - Антология осенней мистики

Пробуждение пахло одиночеством и отчаянием, а еще тиной и металлом из подтекавшего ночью крана.

Завтракала поздно, у себя. Слух о вчерашнем происшествии с Митей Карповым и о его лечении наверняка разнесся уже по поезду. До Харбина оставалось совсем немного, и допускать, чтобы летавица сошла с поезда буйствовать в городе, не стоило.

За окном однообразный степной пейзаж заливало холодное осеннее солнце, выцветшее небо казалось прозрачным. Подъзжали к Хинганскому тоннелю. Его сооружением руководил Бочаров, приятельствовавший с Андреем. Инженер решил использовать крутой рельеф местности, чтобы пустить тоннель по спирали, при этом путь сначала проходил в каменной трубе под насыпью, а затем по самой насыпи. Грунт скрывал внутреннее устройство тоннеля, но Екатерина видела чертежи у Бочарова. Тогда из курительной комнаты неразборчиво доносились голоса Андрея и самого инженера – низкие, бубнящие, прерывающиеся иногда короткими смешками, как будто фыркали намокшие под дождем коты. Екатерина держала палец, едва не касаясь белой линии на синей бумаге, и вела им по воздуху, повторяя элегантные формы. Спираль завораживала ее, как металлическое сияние гиперболоидных сеток Шухова, башня Эйфеля и головокружительно высокие фермы Енисейского моста.

Строили быстро. Горы были сложены в основном гранитами и другими прочными породами, поэтому Бочаров привлекал одаренных, хотя сам одаренным не был. Ихэтуаньское восстание замедлило стройку, но Бочаров работы восстановил и свою спираль закончил. Андрея к тому времени уже не стало, а Екатерина вернулась на год в Петербург.

Летавицы нуждались в связи с небом, а такой длинный тоннель наверняка должен вывести нечисть из себя.

Екатерина отбросила темно-зеленое платье и надела синюю форму Охранки с блестящими золотом знаками отличий. Вчерашнее использование дара добавило ей задора, на щеках появился румянец. Глядя в зеркало, она изобразила дерзкий взгляд Марии Лионовны, но заметила в уголках глаз тонкую сетку морщин и дурачиться перестала. Она была старше красавицы Бринер на десять лет, да и глаза у нее были не голубые – карие.

Уже приготовившись выходить из купе, Екатерина развернулась и, покопавшись в багаже, вытащила обернутый в холодный шелк флакон «Инимитабль»: тяжелое стекло, граненая пробка и этикетка с именем парфюмера Сиу и затертой полосой на правой грани флакона. Запах, вырвавшийся джинном в купе, был цветочным, но не таким плотным, как у Эмилии Крушевской. Из стеклянной бутылочки пахло розами, которые вносят в дом морозным утром. Екатерина нанесла пару капель на запястье, аккуратно закрыла флакон, но не стала убирать его далеко.

Когда она вошла в вагон-салон, с ней привычно поздоровались, и только Сабуров изумленно вскинул брови. Он уже сидел рядом с Крушевской, оставив свободным кресло у окна.

Солнце исчезло, и Дмитрий Христианович зажег электрический свет. Поезд вальяжно скользил по туннелю под Большим Хинганом. Вскоре форма Охранного отделения оказалась опознана всеми, разговоры стали затихать и на какую-то минуту иссякли совсем, как будто пассажиры погрузились в свои мысли.

Перестук колес отражался от каменных стен и казался гулким, накладываясь на собственное эхо.

– Не думала, что вы из Охранки, Екатерина Елизаровна, – в тишине произнесла Мария Лионовна, повернувшись к Екатерине вполоборота. В ее голосе смешались презрение, страх и вызов – примерно в равных пропорциях.

– И что же вы думали? – Екатерина прикрыла глаза и следила за всполохами – они все еще не появлялись.

– Что вы прогрессивная женщина из Петербурга, вдова Андрея Георгиевича Михайловского, инженера железнодорожных путей.

– Вдова – это верно. И про Петербург тоже.

– И зачем вам эта форма сегодня? Кого пугаете?

– Вы образованная женщина, Мария Лионовна. Не стоит потустороннего бояться.

Бринер насупилась, заелозила в кресле и больше к разговору не возвращалась. Елена Андреевна не сводила глаз с одаренной, как будто ждала, что у нее вырастет вторая голова. Чаевская, наоборот, старалась на Екатерину не смотреть и время от времени украдкой крестилась. Прислуга помладше, которая, в отличие от опытного Дмитрия Христиановича, с одаренными сталкивалась еще мало, проходила мимо Екатерины разве что не на цыпочках.

С наибольшим равнодушием к синему мундиру отнеслась Крушевская: как раньше не замечала, так и теперь сосредоточилась на разговоре с Сабуровым.