Майкл Терри - Страшная история

Я с опаской смотрю на дверь своей комнаты и прислушиваюсь к приглушенному свисту папиного храпа, раздающегося из-за стены.

Решено. Я иду в гостиную.

(август 2018)

Мама ушла. Только сейчас я осознала, что осталась в доме совершенно одна. Я прислушалась к окружившей меня тишине и мне стало немного не по себе. Порой тишина может пугать посильнее самого громкого грома. Интересно, мелькнула мысль, оставила ли мама включенным свет в спальне или нет. Конечно, это не имело для меня никакого значения, но сейчас я бы не отказалась от того, чтобы свет, все же, был включен.

Вздохнув и решив отвлечься от нахлынувшей на меня тоски, я решила спуститься на кухню и попытаться самостоятельно приготовить себе чашку чая, поэтому, вооружившись тростью, поднялась с кровати и двинулась к выходу из комнаты. В целом, несмотря на то, что наш новый дом оказался совсем немаленьким, я довольно быстро научилась ориентироваться в его стенах, поэтому дорога до кухни не отняла у меня много времени и не создала мне никаких проблем.

Уже находясь внизу, я открыла один из шкафов и ощупала пространство в поисках чашки.

Жизнь – безжалостная и непредсказуемая штука, горько усмехнувшись, подумала я. Мне всего лишь двадцать лет, но, вместо того, чтобы тусоваться сейчас с подругами на какой-нибудь модной вечеринке в окружении красивых парней, я вынуждена, словно старая одинокая бабка коротать остатки вечера, довольствуясь чашкой чая. Интересно, если бы я бы год назад узнала о том, что очень скоро потеряю зрение благодаря собственной глупости, поверилось бы мне в это или я просто бы расхохоталась и двинулась на очередную пропитанную выпивкой, наркотиками и легким сексом вечеринку? Скорее всего, второе, ведь я уже тогда была слепа. Не в буквальном смысле, конечно, а в переносном. Боже, как слепы мы в молодости, и этой слепотой мы заражаемся только лишь благодаря излишней самоуверенности и беспечности. Мы молоды, сильны, и нам кажется, что никакая беда не может встать на нашем пути. Нам кажется, что мы владеем миром, а не он нами. Нам кажется, что мы устанавливаем правила игры, а не жизнь устанавливает их для нас.

Как же сильно я ошибалась.

Я снова горько усмехнулась и вдруг…

Со стороны лестницы раздалось несколько коротких скрипов, а через несколько секунд еще один скрип повторился в дальнем конце коридора, словно кто-то очень осторожно, стараясь оставаться незамеченным, прошмыгнул со второго этажа в гостиную…

(август 1978)

Я останавливаюсь в центре темной гостиной и снова с любовью смотрю на инструмент, а потом медленно подхожу к нему, не веря своему счастью, опускаюсь на круглую табуретку, стоящую перед пианино, и с грустью смотрю на его приятную темно-коричневую поверхность. Боже, как давно я не играла на нем, думаю я, и по телу пробегает легкая дрожь.

Папа всегда был противником музыкальных инструментов и считал уроки фортепиано бесполезной тратой денег, а после смерти мамы лишил меня возможности продолжать обучение, прекратив оплачивать труд педагогов. Пианино все эти двенадцать лет продолжает стоять в гостиной, словно ненужный хлам, и давно бы заросло толстым слоем пыли, если бы я исправно и с любовью не вытирала его поверхность влажной тряпкой.

Мой несчастный одинокий инструмент, как же я люблю тебя! Мы чем-то похожи с тобой, мы оба никому не нужны и оба молча, смирившись, терпим свое существование. Ты не живешь жизнью пианино, а я не живу жизнью человека. Думая об этом, я поднимаю громоздкую крышку и кладу слегка дрожащие от радостного возбуждения пальцы на клавиши. Я закрываю глаза и некоторое время завороженно сижу, наслаждаясь воспоминаниями и чувствуя, как растет в груди предвкушение.

Самым правильным поступком было бы встать и выйти из гостиной, но я чувствую, что уже упустила эту возможность. Я открываю глаза и задумчиво смотрю на клавиши, вспоминая, как мама, когда еще была жива, хвалила меня и говорила, что из меня получится хороший пианист.

Будь, что будет.

Я ничего не могу поделать с собой, поэтому снова закрываю глаза и нежно нажимаю на клавиши. По гостиной разливается легкая классическая мелодия, которую я очень хорошо помню из детства. Она наполняет пространство радостью, делает воздух чище, растворяет мрак ночи и избавляет меня от одиночества.

Боже, как это прекрасно! Я чувствую, что музыка уносит меня из этого жестокого и несправедливого мира, наполненного безнадежностью и злостью. Целиком погрузившись в исполнение композиции, я продолжаю держать глаза закрытыми и понимаю, что мои душа и сердце наполняются спокойствием и счастьем. Мне кажется, что я нахожусь далеко-далеко от дома на каком-то заброшенном теплом пляже, покрытом золотистым песком, слушаю шелест прибоя, пение чаек и играю, играю на своем инструменте, стоящим почти у самой кромки воды, с неописуемым наслаждением. Напряжение и тоска покидают меня.