Анна Шайдурова - Лабиринт

– Ребята, давайте петь песню! – сказал Томас.

– Нет! Я сказал же, что не буду петь! Если тебе так сильно хочется, сам пой! Или что, ты не хочешь выглядеть по-идиотски в одиночку? – ехидно спросил Марк.

Томас насупился. Марк попал в точку.

– Ладно, черт с вами со всеми! – сказала Берта. – Я одна спою!

Берта запела мелодичным голосом колыбельную:

– Баю-баюшки-баю, не ложися на краю…

Однако младенца это не успокоило. Он еще громче закричал.

Марк не выдержал криков и тоже затянул.

– Баю-баюшки, баю, не ложися на краю! Придет серенький вол-чок, и укусит за бо-чок!

Марк пел ужасно!

Своим грубым голосом он не спел, а проорал эти слова.

– Марк, тебе просто противопоказано петь! – сказал я, морщась.

Младенец был того же мнения.

От этой колыбельной он разошелся еще сильнее.

Я чувствовал, что еще немного и моя голова взорвется.

В одно ухо мне орал младенец, а в другое громко фальшивил Марк.

– Марк, замолчи! – взмолился я. – Хватит!

– Да что не так?! – спросил Марк.

– Ты не поешь, а орешь! Не видишь, что ли, от твоего ужасного пения он орет еще сильнее!

– Не нравится, сам придумай, как заткнуть этот ор. – ответил Марк и замолчал.

– Ладно, – вздохнул я. – я уже готов спеть эту чертову колыбельную, лишь бы только он заткнулся.

«Берта права, у нас нет другого выбора. Да и Томас, возможно, прав и Леандро действительно маг. А значит в любой момент он может сделать с нами все, что ему заблагорассудится. Сейчас мы не можем двигаться, а если мы откажется петь, кто знает, что он сделает в этом случае. Лучше его не злить. Так что надо делать то, что от нас требуют» – подумал я, но тут же снова засомневался в версии Томаса: «Нет, я совершенно не могу поверить в то, что Леандро маг! Вероятно, есть какая-то хитрость, которая позволяет ему это с нами проделывать, но это явно не магия! Тогда что? Фокусы? А что, это вполне возможно…»

Крик младенца стал еще громче и я, прервав размышления, затянул колыбельную:

– Спи моя гадость, усни.

В доме погасли огни.

С полочки капает гной.

Спой эту песню со мной.

Видимо, пел я и в самом деле гораздо лучше Марка.

Хотя до пения Берты я все равно тоже не дотягивал. Уж не знаю, чем не угодила младенцу песня Берты. Возможно, она была для него слишком милая. А вот на мою песенку младенец отреагировал благодушно.

Наверное, эта песенка больше отвечала нраву младенца и лабиринта, потому как после моего исполнения плач прекратился и в ту же секунду, как и было обещано, с нас было снято оцепенение. Мы вновь могли шевелиться и, не желая больше здесь задерживаться, бросились к двери, которая к нашей радости в этот момент распахнулась сама по себе.

– Ну, Алекс, ты молоток! – сказал Томас. – Так быстро заткнул младенца, а еще петь не хотел.

Я улыбнулся.

– Меня больше радует, что дверь открылась. – сказал я. – Лучше продолжать путь, пусть даже по этому лабиринту, чем сидеть на одном месте.

Однако обрадовались мы рано.

В этот момент в комнату ворвался огромный пес.

***

Черный доберман злобно на нас посмотрел и, преградив дорогу, зарычал.

– О нет! – простонал я. – Ну когда всему этому придет конец?! Что теперь будем делать?

– Ну, надо как-то его задобрить… – сказал Марк, с опаской глядя на пса.

– Интересно, как?

– Надо дать ему что-нибудь вкусненькое… – сказал Томас.

– Аа, ну да, точно! – усмехнулся я. – Мы же все набрали в карманы по килограмму сарделек специально вот для таких случаев! – саркастически сказал я.

– Алекс, блин! – Марк нахмурился.

Внезапно пес прекратил рычать. На наших глазах его поведение совершенно переменилось.

Он вильнул хвостом и высунул язык, сразу став этаким добряком.

Затем он стал прыгать на месте.

– Что это с ним? – спросил Томас.

Я пожал плечами, с удивлением глядя на пса, который совсем недавно готов был вцепится нам в глотку, а сейчас весело играется.

– Он так быстро переменился. Как-то это странно… – сказала Берта.

– Тут все странно. – сказал я мрачно.

Пес тем временем остановился и, выжидательно на нас посмотрев, тявкнул.

– Кажется он зовет нас за собой. – сказал Марк.

– Мм… По-видимому да. Что ж, идемте. – сказал я.

– Погодите, а что если… он опять взбесится? – спросил Томас.

– Нам все равно надо выйти из этой комнаты. Или ты собрался сидеть здесь вечно? – спросил я.

– Нет, конечно. – хмыкнул Томас.

– Ну вот, так что идемте. – сказал я. – Тем более, посмотрите, какой он стал добродушный. – я улыбнулся, глядя на пса.