Антон Гурко - Жертвенный престол

Из-за очередного поворота выскочил новый вардарагх. Он появился столь внезапно, что Акинок не успел среагировать. Копье насквозь пробило его живот. Брахман закричал от лютого приступа внезапной боли и упал на холодные камни заброшенного святилища.

Шум боя затихал, крики слышались реже и реже, все темнело. Когда в глазах все было уже черным, как безлунная ночь, жрец почувствовал, как кто-то бесцеремонно шарит по его карманам. Хотя какое это может иметь значение, когда ты умираешь?

ХХХ

Рисунок 2. Смерть Акинока.

– Черт, совсем чуть-чуть не успел! – неестественным эхом слышалось где-то неподалеку.

Боль пожаром разгоралась в районе живота. Акинок застонал. Если бы мог, закричал бы, но сил совсем не было.

– Эй, тихо, я тебе помогу, – откликнулся незнакомец. Из мрака выплыл размытый силуэт. Это был человек, вроде бы человек. Такой обычный, но и такой странный. Глаза вроде бы людские, но зрачки красные. Он водил над Акиноком светящейся рукой, наверное, он творил целебные чары, вот только легче брахману не становилось, а боль продолжала усиливаться.

– Кинжал, они забрали кинжал? – спросил пришелец.

У Акинока не было сил ответить, слабость сковала тело, а холод забирался все выше и выше по его ногам. Брахман набрался сил и покачал головой.

– А где он тогда? – продолжал расспрос загадочный чародей, не прекращая при этом врачевать Акинока.

Глава храма пса молчал. Он не хотел выдавать непонятно кому секреты своей фамильной ценности. Он знал, что клинок очень важен. И то, что этот некто его лечит, не могло заставить Акинока говорить.

– Слушай! Этот нож нельзя отдавать этим ящерам. Ты понимаешь, что отступники не остановятся? Они убьют всех, кто будет стоять у них на пути! – странник наклонился к жрецу, взглянув ему прямо в закатывающиеся глаза.

Куаутемок! Нет, его жизнью Акинок не мог рисковать. Черт, он знал, что это вопрос первостепенной важности, но брахман не может подвергать своего сына такой опасности!

– Я отдал его сыну… – еле выдавил из себя брахман и сразу же запнулся, слова перешли в стон.

– Дьявол! Ты потерял слишком много крови, я не смогу тебе помочь… – через некоторое время молчаливого и сосредоточенного врачевания извинился незнакомец.

Акинок ничего не ответил, он только слегка покачал головой и кивнул загадочному колдуну на его пояс, прикусив при этом язык, чтобы снова не завизжать. Он уже не чувствовал ног. Лекарь кивнул и потянулся за стилетом.

– Кто ты?.. – лишь прошипел брахман, когда неизвестный занес нож, чтобы оборвать страдания жреца.

– Я – Эйно.

Рисунок 3. Падение нововеров.

– Сколько их? – украдкой спросил Кун. Его шерсть слегка колыхалась в такт слабым дуновениям ветерка, шелестящего густой листвой в джунглях. Человек-койот припал к земле, осторожно выглядывая из-за почти поглощенного травой, мхом и папоротником бревна.

– Судя по всему, около пяти сотен, – так же тихо ответил Куаутемок, глава храма пса, который также лежал за бревном, рядом со своим товарищем-человекокойотом.

Два жреца пристально наблюдали за недавно выросшим поселением колонистов, которые пришли без спроса и разрешения в их лес. Это были нововеры – люди, которые после того, как Сатарис, бог солнца, был убит Баалом, богом зла и тьмы, приняли веру в Чистый Свет, старшего сына Айли и Баала.

Язычники всегда были в высшей степени замкнуты и всячески отгораживались от внешнего мира. Вся Зоократия была покрыта густыми и непроходимыми джунглями, которые служили зверолюдям естественной защитой. А на востоке, где языческие леса граничили со странами других народов, зоократы оставили незаселенной огромную часть леса, эдакую буферную зону, которая защищала их от внешнего мира. И всякое проникновение чужаков в эту зону зверолюди жестоко пресекали.

Патрули и охотничьи отряды язычников регулярно прочесывали чащи пограничных лесов в поисках незваных гостей, но в этот раз они проглядели. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Полгода назад, когда наилучший и глава храма пса были таинственным образом убиты, а на трон взошел еще молодой и неопытный принц Трапезустий, все противоречия между племенами Союза обострились до предела. В суматохе внутренней нестабильности и истерии по поводу расследования вопиющего убийства никому не было дела до пограничных лесов и тех чужаков, которые в них хаживают.